Следует заметить, что не все вопросы истории «Пражской весны» и горячего лета 1968 года можно считать в полной мере проясненными, по некоторым из них среди исследователей существуют резко различающиеся точки зрения, а иногда в литературе выдвигаются новые версии, не всегда должным образом подкрепленные ссылками на источники. Одним из таких дискуссионных вопросов долгое время оставался вопрос о позиции венгерской коммунистической элиты во главе с Яношем Кадаром. Так, бросив вызов давно доминирующему в историографии мнению о том, что Кадар в отличие от лидеров других стран-участниц совместной акции долгое время противился военным планам, упорно отстаивая политический способ урегулирования конфликта
[631], Р. Г. Пихоя еще в 1990-е годы пытался доказать, что именно венгерский лидер особенно рьяно побуждал Москву к решительным действиям и даже в известной мере бежал «впереди паровоза», проведя, например, в Венгрии частичную мобилизацию еще до принципиального решения о военном вторжении. Свою позицию, основанную на ряде документов, известный историк подкреплял безупречной, на его взгляд, логической комбинацией. Суть его представлений заключалась в том, что Кадар в 1968 году был более других заинтересован в розыгрыше венгерского сценария 1956 года, ибо установление в Чехословакии «революционного» правительства по венгерскому образцу стало бы для него лучшим способом легитимации – пусть весь мир, а в первую очередь сами венгры, оптимистически воспринявшие начало экономических реформ в своей стране и уже склонные в подавляющем большинстве своем к примирению с режимом, снова воочию увидят в действии железную историческую логику: любой в советском лагере, кто ослушался воли Москвы, будет неминуемо наказан, а потому высшее проявление государственной мудрости заключается не в конфронтации с великим восточным соседом, а в компромиссе, в том, чтобы, сначала завоевав доверие Кремля, постепенно, взамен за послушание в принципиальных вопросах международной политики, отвоевать для себя более широкое поле для самостоятельного внутриполитического маневра, получить относительную свободу рук при проведении реформ. Советская акция в Чехословакии, таким образом, должна была послужить для Кадара своего рода историческим оправданием, снять с него определенную долю ответственности за нелегитимный приход к власти и жесткую политику в первые годы своего правления. Что и говорить, такая версия способна была существенным образом повлиять на наши представления о соотношении в 1968 году сил между сторонниками и противниками военного решения чехословацкого вопроса
[632]. Но подтверждает ли ее реальная картина венгеро-чехословацких и советско-венгерских отношений в те месяцы? Для того чтобы прояснить в деталях позицию венгерского лидера и его ближайшего окружения, надо выйти за рамки того круга источников, который лежал в основе тогдашних построений Р. Г. Пихои (записи заседаний Политбюро ЦК КПСС и документы, готовившиеся для членов Политбюро).
Отстранение Антонина Новотного от обязанностей первого секретаря ЦК компартии Чехословакии в начале января 1968 года не было неожиданностью для советского руководства, напротив, оно было согласовано с Л. И. Брежневым, посетившим Прагу в декабре 1967 года
[633]. Спокойно был воспринят в Москве и факт избрания на этот пост словацкого коммунистического лидера Александра Дубчека. Его не только знали как человека, прошедшего выучку в СССР, в нем видели фигуру компромиссную, способную примирить разные течения в партии – чешских «твердых коммунистов» с чешскими же умеренными партийными «либералами», и тех, и других со словацкой партократией, даже самые ортодоксальные, не желавшие перемен представители которой (вроде Басила Биляка) были вечно недовольны диктатом Праги.
Брежневское руководство, знавшее из посольских донесений о «ревизионистских» проявлениях в этой стране (таких, как некоторые выступления на съезде писателей в июне 1967 года), вместе с тем было пока еще уверено в своей способности нейтрализовать их влияние на умы советской интеллигенции. Однако лидеры некоторых коммунистических режимов, не обладавших таким же запасом прочности, отреагировали на избрание Дубчека более прохладно, подозревая в нем слишком уступчивого политика. Особенно откровенно выражал свое неудовольствие лидер Восточной Германии Вальтер Ульбрихт. Венгерская правящая элита, напротив, восприняла смену команды в Чехословакии с определенным энтузиазмом. 1 января 1968 года в Венгрии вступил в действие новый экономический механизм, предполагавший расширение коммерческой самостоятельности промышленных предприятий, обеспечение некоторого простора для частно-предпринимательской инициативы в торговле и сфере обслуживания, более широкое применение материальных стимулов в производстве. С уходом Новотного и приходом молодого, реформаторски настроенного Дубчека резонно связывалось укрепление в руководстве компартии Чехословакии (КПЧ) тех сил, которые с пониманием отнесутся к венгерским реформам и выступят в роли союзников в рамках СЭВ. Посольство Чехословакии в Венгрии докладывало своему МИДу о поддержке официальным Будапештом произошедших в Праге кадровых перемен
[634].
Попытки экономических реформ предпринимались в двух странах почти синхронно, еще при Новотном сложились тесные контакты венгерских и чехословацких экономистов-реформато-ров. Один из них, чех Ота Шик, отмечая общность цели – достижения более эффективной, рациональной экономики, указывает в своих мемуарах и на существенное различие: в Венгрии реформу с самого начала поддерживал Кадар, нам же вплоть до начала 1968 года приходилось преодолевать сопротивление
[635].
Свой имидж реформатора в глазах северных соседей Кадар подтвердил и в ходе встречи с Дубчеком на охоте в Словакии 20–21 января. Эта беседа, прошедшая в довольно дружеской атмосфере, состоялась по инициативе лидера КПЧ и предшествовала поездке Дубчека в Москву, первой в его новом политическом амплуа. Поздравив Дубчека с избранием, многоопытный венгерский лидер предупредил, что того ожидает на новом посту больше хлопот и забот, чем радости
[636]. Вернувшись в Будапешт, Кадар созвал 23 января Политбюро ЦК Венгерской социалистической рабочей партии (ВСРП). Было решено по возможности оказывать влияние на «братские» партии, формируя их мнение в пользу Дубчека
[637]. Между тем новый руководитель с первых недель своего пребывания у власти стал преподносить сюрпризы «старшему брату»: в начале 1968 года заметно ускорилась смена генераций в партийном и государственном аппарате, в центре и на местах: проверенные функционеры сталинской выучки один за другим лишаются своих должностей, а на их места приходят более современно мыслящие и реформаторски настроенные партийцы, зачастую совершенно неизвестные в Москве.
