Польский кризис 1980–1981 годов и позиция руководства Венгрии. Опыт событий 1956 года в 25-летней ретроспективе
Подъем забастовочного движения в Польше в августе 1980 года совпал по времени со вступлением венгерской экономики в длительную полосу стагнации. Режим Яноша Кадара, на протяжении 1970-х годов привлекавший немалое внимание западного леволиберального экспертного сообщества как наиболее удачная попытка надолго примирить общество одной из стран советской сферы влияния в Восточной Европе с коммунистической властью
[772], преодолел апогей своего развития, начал явно клониться к упадку. Негласный общественный договор, гарантировавший неуклонное повышение уровня жизни населения в обмен на отказ граждан ВНР от любого рода политической активности, выполнять с каждым годом становилось все труднее; кадаровская модель «прагматического социализма» давала трещину. Летом 1979 года венгерское общество, уже успевшее привыкнуть к определенному уровню потребительских стандартов и поступательному, хотя и медленному росту благосостояния, было шокировано повышением цен на основные продукты питания на 20 %. Поставив перед собой в качестве приоритетной задачу сохранения достигнутого уровня жизни, правительство берет новые кредиты на Западе, что только усиливает зависимость венгерской экономики от конъюнктуры цен на нефть
[773]. Все большая часть бюджета шла на погашение внешних займов. Заботясь о сохранении общественного спокойствия, власть по-прежнему сторонилась вмешательства в частную жизнь граждан, реагируя лишь на откровенно враждебные проявления. Одновременно она разрабатывает новые меры, направленные на повышение социальной мобильности. Как бы там ни было, замаячившая на горизонте утрата гражданами привычного, гарантированного достатка и возможности дополнительного заработка делала более зыбкой почву под заключенным общественным договором, подрывая венгерскую модель либерально-прагматического социализма в самих ее основах. Возникает реальная перспектива новой политизации успешно деполитизированного в течение 1960-1970-х годов венгерского общества, причем политизации на явно оппозиционной властям основе.
Драматические события осени 1956 года явно не соответствовали провозглашенному Кадаром идеалу национального единства, а потому в 1960-1970-е годы власти предпочитали о них лишний раз не напоминать
[774]. Но многолетняя установка венгерской пропаганды на достижение «коллективной амнезии» должна была рано или поздно показать свою неэффективность. Ведь нелегитимность прихода Я. Кадара к власти в ноябре 1956 года хорошо осознавалась сотнями тысяч венгров, склонных терпеть существующую власть лишь в той мере, в какой она предоставляла привычный им материальный достаток и довольно широкую, немыслимую в большинстве социалистических стран, свободу в частной жизни, в неполитических проявлениях деятельности, особенно в накопительстве материальных благ. Хотя многоопытный политик Янош Кадар довольно прочно еще удерживал управление страной в своих руках, все более отчетливо проявлялись симптомы будущего кризиса власти, угрожающего внутренней безопасности режима. Понимая это, руководство ВСРП крайне нервно реагировало на любые идеологические манифесты и концепции альтернативной направленности, даже не заявляющие о разрыве с социализмом. В конце 1970-х годов серьезным гонениям подвергаются интеллектуалы Иван Селени и Дьердь Конрад – будущий президент Международного ПЕН-клуба – в опубликованной на Западе нашумевшей книге «Интеллигенция на пути к классовому господству» изложившие программу постепенной передачи власти коммунистической партократией интеллигенции и технократии, в принципе принимающей социалистические ценности
[775]. Аналогичной была реакция на социально-политические прогнозы, содержавшиеся в работе молодых философов школы Д. Лукача Яноша Киша и Дьердя Бенце, также вышедшей под псевдонимом в США
[776]. Никакой жизнеспособной реформаторской альтернативы подобным проектам идеологи ВСРП во главе с Дьердем Ацелом предложить не могли, и это уже само по себе свидетельствовало о вступлении режима Кадара в полосу серьезного кризиса. Ни о какой корректировке его концептуальных основ в целях повышения эффективности функционирования речи не шло, дело сводилось к ситуативным мерам по сохранению уровня жизни, главным образом за счет западных кредитов. В момент, когда руководство ВСРП было всерьез озабочено поиском новых источников поддержания экономической и социальной стабильности в стране, из Гданьска приходят вести о волне забастовок и создании независимого профсоюза «Солидарность».
Во внутриполитическом плане польские события, неожиданно заставшие Кадара, поставили лидера ВСРП и его команду в двойственное положение. С одной стороны, появился соблазн разыгрывать польскую карту при демонстрации успехов социалистического строительства в Венгрии, доказывая (не только самим себе, но также соседям по блоку и западному общественному мнению) эффективность всей проводимой после 1956 года политики, в том числе экономической и культурной. Ведь любое сопоставление двух стран с точки зрения внутренней стабильности было явно в пользу Венгрии – даже при сохранении тенденции к некоторому снижению в этой стране уровня жизни. Пресса, контролируемая партией, не упустила своего шанса. Сам Кадар, выступая перед партактивом, прямо заявлял, что венгерские коммунисты сумели счастливо избежать многих ошибок, совершавшихся польскими товарищами на протяжении многих лет и приведших в конце концов Польшу к серьезному кризису. Венгерский лидер также публично заверял граждан своей страны в сентябре 1980 года, что оправдавшая себя политика не изменится
[777]. Впрочем, звучавшие на фоне гданьских забастовок фанфары не всегда адекватно отражали реальное настроение Кадара и его окружения. Страх, что венгры, прежде всего рабочие, последуют польскому примеру, был сильнее гордости за стабильность в стране. Конечно, Кадар надеялся на здравый смысл венгерского пролетариата, который не захочет рисковать более высоким, чем в Польше, и относительно стабильным жизненным уровнем, пойдя по пути забастовок, – венгерским рабочим и в самом деле было что терять. В то же время в руководстве ВСРП прекрасно знали о длительной традиции польско-венгерской революционной солидарности, хорошо помнили о притягательности польского примера для многих венгров осенью 1956 года. Массовая демонстрация 23 октября, переросшая затем в вооруженное восстание, была созвана, как известно, в знак поддержки польского движения за обновление социализма и суверенитет.
