Особая позиция Венгрии вызвала в Москве определенную озабоченность. 9 декабря для выяснения ситуации в Будапешт прилетел председатель Совета министров СССР Н. А. Тихонов. Кадар, встретившись с ним, прояснил свою точку зрения. Он говорил о том, что не до конца понимает, в какой мере та предложенная для принятия всеми странами-членами ОВД платформа отражает мнение и ожидания В. Ярузельского и его команды, не уверен в том, что она не осложнит их положение в самой Польше. Венгерский лидер назвал первоначальную формулировку неудачной и потому, что она наверняка вызовет на Западе новую антисоветскую кампанию, на этом фоне усилия социалистических стран по защите мира не будут видны мировой общественности. Кадар вместе с тем заверил Тихонова в том, что принципиальная позиция Венгрии – быть на стороне СССР там, где дело касается принципиальных вопросов международных отношений – не изменится. С советской стороны были приняты эти объяснения, инцидент был исчерпан. Никаких принципиальных разногласий между сторонами действительно не было. В Москве не исключали в качестве крайней меры оказание определенной военной помощи Ярузельскому в деле наведения им порядка в Польше, в генштабе прорабатывались соответствующие планы. Вместе с тем в Кремле считали предпочтительным, чтобы польское руководство само ввело военное положение, всячески побуждали к этому Ярузельского, не торопясь с принятием политического решения даже о самой ограниченной советской военной акции в помощь «польским друзьям». Это нашло отражение в записи заседания Политбюро от 10 декабря, в том числе в выступлениях таких влиятельных его членов, как Ю. В. Андропов и А. А. Громыко
[808]. В Москве все же извлекли определенные уроки из событий 1968 года в Чехословакии, когда полностью сорвались планы по приведению к власти правительства «здоровых сил» и пришлось вызволять из-под ареста и сажать за стол переговоров людей «команды Дубчека». В 1980–1981 годах Брежнев неоднократно заверял польских лидеров, что не предпримет акции без них и вопреки их воле, что в принципе не расходилось с планами руководства СССР и отражало более реальную оценку ситуации – так называемые «здоровые силы», на которые можно было бы опереться, были здесь еще более слабыми, нежели в Чехословакии 1968 года. Если в первой половине 1981 года в Кремле еще питали некоторые надежды на их активизацию, то ход и решения IX съезда ПОРП, состоявшегося в июле, показали беспочвенность таких планов, заставили делать ставку на Ярузельского
[809]. Нет, таким образом, никаких оснований говорить о том, что особая позиция двух союзников – Кадара и Чаушеску – стала сколько-нибудь существенным фактором, повлиявшим на удержание советских войск от наступления на Варшаву.
Введение Ярузельским 13 декабря 1981 года военного положения, приостановка деятельности «Солидарности» и интернирование активистов оппозиции в определенном смысле подтвердили правоту Кадара, последовательно выступавшего за решение поляками проблемы собственными силами. Руководством ВСРП эта акция была воспринята с немалым облегчением. Кадар сразу же посылает Ярузельскому телеграмму в знак поддержки проводимых действий. Позже, в октябре 1983 года, венгерский лидер, встречаясь в Польше с Ярузельским, высоко оценил тот факт, что польским коммунистам удалось без внешней помощи преградить путь «контрреволюции» и «анархии», они тем самым оказали неоценимую услугу не только Польше, но всему социалистическому лагерю и мировому коммунистическому движению
[810]. На самом деле это, однако, нисколько не меняло того обстоятельства, что, как и в Венгрии 1956 года, в Польше 1981 года для сохранения коммунистического режима пришлось прибегнуть к силовым средствам.
Общественное мнение в Венгрии восприняло силовой вариант разрешения польского кризиса в целом спокойно, увидев в этом неизбежный в сложившихся условиях путь к преодолению хаоса в союзнической стране. Более того, на определенные категории оппозиционно настроенной интеллигенции введение военного положения в Польше подействовало сдерживающе. Подачкой Кадара венгерскому пролетариату в целях нейтрализации нежелательных настроений явилось провозглашение субботы нерабочим днем – требование, фигурировавшее в программе «Солидарности». Как бы там ни было, венгерская оппозиция откликнулась на события 13 декабря новыми программными документами: глубокий анализ истоков кризисных явлений в Восточной Европе сочетался в них с поисками перспектив развития
[811].
Контакты Кадара с западными лидерами не стали менее интенсивными и в 1982 году. На встречах в Будапеште с Ф. Миттераном, посетившим Венгрию с официальным визитом, и в Бонне с В. Брандтом венгерский лидер неизменно уклонялся от обсуждения вопроса о положении в Польше, подавая это как внутреннее дело Польши и лишь в некоторых своих, международных аспектах как внутриблоковое дело, относящееся к компетенции стран ОВД, но отнюдь не западных держав. Любые попытки Запада вмешаться в польские события, подчеркивал он, лишь угрожают разрядке напряженности.
На следующий день после введения военного положения руководство ВСРП на своем заседании постановило в соответствии с ранее поступившей просьбой Ярузельского оказать Польше необходимую экономическую помощь. Польская сторона была заинтересована не только в материальной поддержке. Команда Ярузельского именно в этот период проявила особенно большой интерес к конкретному опыту политической консолидации в Венгрии в первые месяцы после событий осени 1956 года. По приглашению ПОРП вскоре после введения в Польше военного положения в Варшаву приехала делегация ВСРП во главе с главным идеологом партии Д. Ацелом. Ярузельский с ней встречался, внимательно выслушивая советы. Из Будапешта по его запросу было послано и большое досье с материалами о венгерской консолидации. В отчете, подготовленном для ЦК ВСРП
[812], члены венгерской делегации писали об изучении функционерами ПОРП венгерского опыта, который считался однозначно позитивным, ведь положение в Венгрии оставалось стабильным на протяжении уже более чем двух десятилетий
[813]. Интерес этот сохранялся и в последующие годы. Со стороны ВСРП неизменно предостерегали поляков от механического копирования венгерских образцов, призывали ставить во главу угла местные, специфические особенности. В польской пропаганде после 13 декабря 1981 года тема Венгрии 1956 года занимала значительное место. Снова и снова показывая по телевидению кинохронику тех дней, партпропагандисты старались внушить рядовому поляку, что лишь своевременное введение военного положения собственными силами позволило избежать не только линчеваний и прочих ужасов «будапештской осени», но и прихода иностранных войск.
