Рассмотрев на своем заседании от 12 июля телеграмму Андропова от 9 июля и прийдя к выводу о чрезвычайной сложности обстановки в Венгрии, Президиум ЦК КПСС срочно командировал в Будапешт А. И. Микояна, которому была дана установка «облегчить положение Ракоши»
[313]. Однако действия Микояна в ходе его миссии в Венгрию (с 13 по 21 июля) отнюдь не свидетельствовали о его связанности этой установкой – можно сделать предположение, что в советском руководстве не было единства мнений в вопросе о дальнейшей поддержке Ракоши, и хотя в записи заседания Президиума от 12 июля эта задача была зафиксирована со всей определенностью, не исключалось, по всей видимости, и альтернативное решение: Микоян получил необходимые полномочия на то, чтобы в канун пленума ЦР ВПТ самому разобраться на месте с ситуацией и определить, целесообразно ли и дальше делать ставку на Ракоши или же интересы сохранения советского влияния в Венгрии требуют пойти на уступку силам, добивающимся удаления этого политика, не только полностью скомпрометировавшего себя организацией незаконных репрессий, но и – что было важнее для Москвы – не способного вывести страну из состояния перманентной нестабильности. В ходе подготовки пленума ЦР ВПТ, состоявшегося 18–21 июля, и на самом пленуме Москва в лице А. И. Микояна сочла целесообразным отказаться от первоначальной ставки на Ракоши и поддержала в качестве его преемника Герё, так и не решившись на большее, – в интересах укрепления политической стабильности в Венгрии сделать ставку на Кадара и тем более на Имре Надя, на котором по-прежнему лежало клеймо правоуклониста. Решения пленума могли лишь отсрочить развязку, но не переломили развития событий.
Западная пресса, комментируя итоги июльского пленума, делала акцент (вероятно, преувеличенный) на роль югославского фактора, рассматривала отставку Ракоши как новую победу «сильного человека на Балканах» в его противостоянии Кремлю, не прекратившемся и после кончины Сталина, лишь принявшем иные формы. «Маршал Тито должен быть доволен», – так резюмировала 23 июля свое сообщение о венгерских событиях газета «New York gerald tribune», прямо назвавшая югославского лидера главным «виновником» отставки Ракоши. Приезд Микояна из Венгрии в Югославию сразу после пленума лишь усилил впечатление о непосредственной вовлеченности руководства СКЮ во все произошедшее. Несколько осторожнее отреагировала в тот же день на результаты пленума лондонская «Times». Лишь только будущее покажет, писала она, удовлетворится ли маршал Тито заменой Ракоши на столь же одиозного сталиниста Герё. Впрочем, и «New York gerald tribune» готова была признать, что «назначение Эрнё Герё преемником Ракоши станет переходным моментом, только временным разрешением вопроса», ибо Герё слишком близко ассоциируется с линией Ракоши, чтобы удовлетворить оппозиционные силы в Венгрии, а как глава экономической политики в прежние годы был скомпрометирован пагубным курсом на форсированную индустриализацию.
Югославская пресса, не скрывавшая своего удовлетворения по поводу отставки Ракоши, считала это все же лишь первым шагом. «После смены Ракоши господствует оптимистическое оживление. Устранено одно серьезное препятствие, однако это еще не все», – писала газета «Политика» 20 июля. Хотя в беседе с Микояном 21 июля Тито и обещал, что печать Югославии не будет поддерживать венгерскую внутрипартийную оппозицию
[314], ее более чем сдержанное отношение к избранию Герё проявилось довольно отчетливо. Как отмечалось в записке посольства СССР в Венгрии, «по всем данным они (югославы – А. С.) хотели бы видеть на этом посту т. Кадара. На это довольно прозрачно намекала во время пленума и югославская печать». По мнению советского посольства, «отклики югославской прессы на последние внутриполитические события в Венгрии и, в частности, на июльский пленум вылились в газетную кампанию с вмешательством во внутренние дела Венгрии. Эта газетная кампания, явившаяся недружественным актом по отношению к Венгрии, имела целью поощрение и подбадривание венгерских оппозиционеров в их выступлениях против руководства ВПТ»
[315]. «Партийные наблюдатели не думают, что этот компромисс (уход Ракоши и приход к руководству Герё) будет устойчивым. Сторонники Имре Надя попробуют взять контроль над партией в свои руки», – писала 7 августа газета «Република». А главная газета СКЮ «Борба» 23 августа отмечала, что «логика развития, происходящего сейчас в Венгрии, требует полной реабилитации Имре Надя, не только как личности, но также политики, за проведение которой он боролся».
Позиция подконтрольной, как и в любом коммунистическом государстве, югославской прессы, конечно, не могла не отражать мнение руководства ФНРЮ. Замена Ракоши на Герё не удовлетворяла лидеров Югославии, поскольку означала сохранение власти в Венгрии у прежней команды. После июльского пленума тактика поддержки Югославией венгерской внутрипартийной оппозиции оставалась в силе, по-прежнему сохранялась и напряженность в официальных двусторонних отношениях. Видя в Герё переходную фигуру, Тито не склонен был форсировать процесс венгеро-югославского сближения, ожидая прихода к власти в Венгрии более национально ориентированных политических сил. Утвержденное на июльском пленуме письмо ЦР ВПТ в ЦК СКЮ с предложением о более тесных межпартийных контактах лежало без ответа без малого два месяца. Это письмо венгерский посланник в Югославии Ш. Куримский вручил Тито 21 июля
[316]. Констатировав успехи, достигнутые в нормализации межгосударственных связей между ВНР и ФНРЮ, и выразив сожаление по поводу роли ВПТ в развернувшейся с весны 1948 года антиюгославской кампании, ЦР ВПТ высказалось за восстановление товарищеских и братских отношений между двумя партиями. Ответ ЦК СКЮ, в котором Тито согласился на встречу представителей двух партий, предложив провести ее в ближайшем будущем, был направлен венгерской стороне только 11 сентября
[317]. Руководству КПСС, заинтересованному в нормализации отношений своих сателлитов с Югославией, пришлось взять на себя посредническую миссию, инициировав встречу Тито и Герё в Крыму в начале октября 1956 года (оба лидера находились в это время на отдыхе в СССР). Итогом этой встречи явилась поездка делегации ВПТ в Белград 15–23 октября, в самый канун венгерской революции.
При этом важно иметь в виду, что развитие событий начиная с середины 1956 года привело к новому заметному охлаждению в советско-югославских отношениях. Не только в Венгрии, но повсеместно в Восточной Европе коммунисты-реформаторы, критикуя практику сталинской эпохи, нередко противопоставляли советскому опыту, равно как и опыту стран «народной демократии», идеализировавшуюся ими югославскую модель социализма. На это неизменно указывалось в донесениях советских посольств из большинства восточноевропейских столиц. И в СССР силы, выступавшие за реформы системы, проявляли немалый интерес к югославскому опыту. Познаньские волнения в Польше 28 июня и активизация в те же самые дни внутрипартийной оппозиции в Венгрии усилили обеспокоенность Н. С. Хрущева и его окружения немалым влиянием югославского примера на те силы в Восточной Европе, которые были явно не удовлетворены избранным темпом и характером десталинизации в СССР. В закрытом письме ЦК КПСС компартиям стран «народной демократии» от 13 июля был сделан акцент на разногласиях с СКЮ, подвергнуты критике претензии югославов на слишком большую самостоятельность
[318]. «Кажется, они уже раскаялись, что подписали эту декларацию», – прокомментировал позже посол В. Мичунович свои непосредственные впечатления от опубликованного 2 июля постановления ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий», воспринятого многими как шаг назад в сравнении с XX съездом, и от своих непосредственных контактов с кремлевской элитой, с некоторой стыдливостью отзывавшейся о советско-югославской декларации
[319].
