Как явствует из доступных источников, Мао и его окружение с самого начала внимательно следили за польским кризисом, хотя и не обладали полной информацией о происходящем в далекой от них стране. Проецируя свое восприятие польских событий на собственный прежний опыт неравноправных отношений с Москвой, они быстро начали усматривать истоки польского кризиса в стремлении СССР навязывать другим партиям свою волю.
Из литературы хорошо известно, что 18 октября, узнав о созываемом на следующий день пленуме ЦК ПОРП, который собирался радикально обновить руководство этой партии, Президиум ЦК КПСС постановил делегировать в Варшаву представительную партийную делегацию во главе с самим Н. С. Хрущевым. Прибыв в столицу Польши на следующее утро, она оказала массированное давление на польскую коммунистическую элиту
[363].19 октября посол СССР в Пекине Π. Ф. Юдин по поручению Москвы посетил зампреда ЦК КПК Лю Шаоци. Согласно более позднему свидетельству переводчика, посол информировал китайского лидера о том, что в последнее время обнаружились серьезные разногласия между КПСС и ПОРП по некоторым фундаментальным политическим вопросам, вызывающие серьезную обеспокоенность ЦК КПСС. Речь зашла, в частности, о неприемлемом для КПСС решении обновить руководство ПОРП за счет исключения из него «друзей СССР», прежде всего министра обороны ПНР Маршала Советского Союза и Маршала Польши К.Рокоссовского. Юдин заявил, что подобные устремления противоречат жизненным интересам всего лагеря стран, строящих социализм, поскольку угрожают в конечном итоге выходом Польши из соцлагеря и присоединением ее к западному блоку
[364]. Посол СССР сообщил руководству КНР и о том, что делегация КПСС во главе с Н. С. Хрущевым срочно выехала в Варшаву для обсуждения с лидерами ПНР и ПОРП спорных вопросов
[365]. Согласно версии, изложенной в вышеупомянутых мемуарах директора агентства Синьхуа, Юдин заявил китайским лидерам и о том, что из-за серьезности ситуации в Польше СССР намеревается прибегнуть к военной силе, направив в эту страну дополнительные войска. Речь шла, таким образом, о явном силовом давлении. В последующие дни посол информировал китайскую сторону о созываемом в Москве для обсуждения польского вопроса совещании представителей компартий стран «народной демократии», на которое приглашалась высокопоставленная делегация КПК; соответствующее пригласительное письмо было им передано в ЦК КПК, очевидно, 21 октября
[366].
Если верить версии By Ленгси, Мао, узнав от Юдина о советских планах военного вмешательства в Польше, тут же выразил свое жесткое неприятие политики силового давления. Он дал понять, что готов послать делегацию в Москву лишь в том случае, если в ЦК КПСС напрочь откажутся от планов силового диктата и проведут совещание не для осуждения поляков, а для того, чтобы понять причины расхождений с ними и способствовать их преодолению
[367]. После встречи с Юдиным Мао принял польского посла в КНР, сообщив ему о негативном отношении Пекина к любым вынашиваемым в Москве проектам силового разрешения проблем, возникших в польско-советских отношениях
[368].
Тот же мемуарист подробно и в красках описывает заседание Политбюро ЦК КПК, созванное Мао для обсуждения польского кризиса. Рассматривалась якобы поступившая из ЦК КПСС срочная телеграмма, в которой говорилось о наступлении в Польше антисоветских сил, требующих вывода советских войск из ПНР
[369]. Как отмечалось в телеграмме, СССР в соответствии с Варшавским договором имеет право на увеличение контингента своих войск в Польше; в сложившихся условиях, угрожающих выходом ПНР из социалистического лагеря, есть основания для использования военной силы для решения проблемы. В ходе заседания Мао запрашивал от директора агентства Синьхуа свежую информацию о положении в Польше. Тот, ссылаясь на сообщения иностранных информагентств, доложил о том, что часть польских войск приводится в состояние боеготовности с тем, чтобы при необходимости дать отпор «непрошенным гостям», происходит также вооружение рабочих. Несколько позже поступила якобы информация из Стокгольма и Хельсинки о том, что советские военные корабли бросили якоря у Гданьска, а советские войска, дислоцированные на Западе СССР, а также в ГДР, приведены в состояние повышенной боевой готовности
[370]. Оценив ситуацию вокруг Польши как чрезвычайно серьезную и способную сильно обрадовать всех врагов социализма, Мао якобы квалифицировал действия СССР как вмешательство во внутренние дела соседней страны, насилие над базовыми принципами международных отношений и надругательство над принципами пролетарского интернационализма и отношений между социалистическими странами. Сочтя недопустимыми проявления великодержавного шовинизма в политике СССР, Политбюро ЦК КПК в целях предотвращения военной интервенции в Польше единодушно постановило заявить решительный протест против советских планов силового давления, что было незамедлительно доведено до сведения срочно вызванного посла Юдина
[371].
Обрисованная выше версия не подкрепляется, однако, другими источниками и опровергается более новой литературой. По свидетельству переводчика, в ходе бесед, состоявшихся 19 октября и в последующие дни, посол ничего не говорил китайским лидерам о том, что советские войска наступали в направлении Варшавы и в результате создалась довольно напряженная обстановка
[372]. Можно предполагать, что он не только не получал из Москвы установок на этот счет, но и едва ли мог знать какие-либо подробности о быстро меняющемся развитии событий в Польше. Вопрос о конкретных советских военных приготовлениях в ходе бесед с китайскими руководителями, скорее всего, не поднимался. Весьма вероятно, что руководство КПК, в это время, как правило, с перебоями получавшее информацию от своих восточноевропейских посольств, не обладало сколько-нибудь полными сведениями о конкретной ситуации в Польше, хотя и неоднократно обращалось на заседаниях Политбюро к обсуждению польско-советских разногласий. Как бы то ни было, оно заняло свою позицию в отношении польско-советского спора, увидев главную причину его возникновения в рецидивах великодержавного шовинизма Москвы, ее стремлении диктовать свою волю коммунистам других стран.
