Сказать с уверенностью он не мог. Левый глаз полностью заплыл, а на правом засохла кровь. Очки, разбитые и погнутые, валялись где-то в кустах. Шляпу и трость он потерял еще в машине. К нёбу прилипли остатки прелой листвы, которую двое громил заталкивали ему в рот, пока профессор не начал задыхаться. Кроме того, до сих пор давала себя знать инъекция.
Они настигли его всего в нескольких шагах от букинистической лавки. Заслышав шум мотора, профессор Либерманн понял, что пора действовать. Он спрятал книгу и вышел на улицу, чтобы не выдать человека в лавке. Один укол – и ученый повалился в объятия двух крепких мужчин. Его затолкали в машину, и всего через несколько секунд он потерял сознание, а очнулся уже в этом перелеске, среди грибов и иссохших кустов ежевики. Осеннее безмолвие прерывали лишь крики нескольких ворон, и где-то в отдалении, едва различимо, слышался гул машин.
Вот уже два часа профессора Либерманна методично били: в живот, в лицо, в пах. Между тем на лес опускались сумерки, король и его спутники виделись лишь темными силуэтами на еще более темном фоне.
Издали его действительно можно принять за Людвига. Какая ирония! Кто бы мог предположить такое…
Либерманн ничего им не сказал. В какой-то мере ему помогло врожденное упрямство, а возможно, и его прошлое. Пауль Либерманн был в свое время профессором истории в университете Йены и известным противником системы. За два года, которые он провел за решеткой в Бауцене, с ним происходило такое, что он до сих пор вскакивал по ночам. Там Либерманн научился сносить побои. И он скорее язык себе откусит, чем выдаст тайну.
Тайна книги оберегалась более сотни лет, и он не имел права проболтаться сейчас. Только не теперь, когда он так близок к цели!
Последствия от инъекции обрушились на него, как удар молота. Профессор еще помнил безлюдную улицу в Западном квартале и автомобиль, похожий на старый «Вартбург». Но следующие несколько часов слились в один сплошной кошмар. Все, что было до укола, тоже, как ни странно, казалось туманным. Последним, что сохранилось в памяти профессора, были мюсли, которые он ел на завтрак и остатками которых его вырвало некоторое время назад.
– Может, еще над ним поработать? – спросил один из мордоворотов, которых Либерманн, как и короля, видел довольно расплывчато. – У меня есть еще в запасе несколько приемов. Это уж точно развяжет ему язык.
– Думаю, это бессмысленно. – Король спрятал телефон в складках плаща и посмотрел на профессора. – Этот человек упрям, как старый осел. К тому же насилие вызывает у меня отвращение. – Он вздохнул. – Как мне только что доложили, обыск в его номере тоже ничего не дал. Гавейн с Тристаном всё там переворошили. Если б я только знал…
Он замолчал и огляделся. Земля вокруг была укрыта листвой и бесчисленными клочьями бумаги. Среди них, как сломанная кукла, лежал, скорчившись, связанный профессор Либерманн. Испачканный грязью обрывок бумаги щекотал ему нос. Буквы расплывались перед глазами. Лишь с некоторым запозданием какие-то из них стали обретать смысл. Похоже, это была строфа из стихотворения.
Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул…
[1]Несмотря на свое положение, профессор усмехнулся. Он всегда тяготел к романтизму, и «Лесной царь» был его любимым стихотворением. Ни одна баллада не символизировала тягу к смерти и слияние с природой так, как эти строки. Теперь Пауль Либерманн сам оказался лицом к лицу с лесным царем.
Дитя, оглянися, младенец, ко мне…
– Mon Dieu!
[2]
Король шаркнул ногой по сырой земле, взметнув листву и клочки бумаги. Белый плащ заколыхался на холодном октябрьском ветру. Его Величество походил на огромного жирного лебедя.
– Где же эта чертова книга? – прошипел он. – Мы почти заполучили ее, а что в итоге? Ничего, кроме чертовых стихов! – Он укусил кулак и попытался успокоить дыхание. – Но мне не следовало рвать книгу. Если и есть что-то постоянное в этом мире, так это искусство. Лишь над искусством время не имеет власти! Почему вы не остановили меня?
Последние слова были адресованы двум головорезам. Оба неуверенно уставились на свои перепачканные в крови кулаки.
– Все… все произошло так быстро, Ваше Величество, – пробормотал один из них. – Вы держали книгу в руках и…
– Ай, arrêtez!
[3]
Король махнул рукой и принялся массировать лоб. Казалось, его мучила головная боль. Он нервно провел языком по губам, а потом без всякого предупреждения пнул профессора в живот.
– Что ты сделал с книгой? Куда ты ее дел? – закричал он. – Она моя! Только моя!
Пауль Либерманн застонал и выплюнул кровь, перемешанную с листвой и клочками бумаги. Затем свернулся в клубок, чтобы защититься от новых ударов. Но их, к счастью, не последовало.
Профессор сомневался, что и дальше смог бы выносить эту пытку. Быть может, в конце концов он все-таки выдал бы тайну?
Не отступайся! Королевская династия в опасности!
Напевая себе под нос, король опустился на корточки перед профессором и стал пересыпать в руке землю вперемешку с обрывками бумаги.
– Природа и искусство, – проговорил он. – Есть ли на свете что-то прекраснее? Нам бы стоило вспомнить древние мифы, когда природа с искусством представляла собой одно целое. Близится гибель богов, долой ложные идолы…
Он неожиданно замер и уставился на клочок бумаги в руке. А потом захихикал.
– Конечно! – прыснул король и, словно маленькая девочка, прикрыл рот ладонью. – Та же самая обертка, только книга другая. Вы… надутые идиоты! – На последних словах Его Величество вновь сорвался на крик и ткнул бумажкой под нос своим прислужникам. – Вот где вам следовало искать! Merde!
[4] Я прикажу глаза вам всем повыкалывать! Всем!
Король замолчал, и во взгляде его появилось какое-то безучастное выражение. Он шагнул к профессору, склонился над ним и невозмутимо достал из-под плаща маленький старинный пистолет с рукоятью в виде птичьей головы.
– Старый хитрец, – прошептал он. – Вы, чиновники, все как один, сборище интриганов. Твой план почти сработал. Но тебя выдало это.
Король поднес к незаплывшему глазу профессора клочок грязной бумаги. Либерманну вновь потребовалось некоторое время, чтобы составить из набора букв осмысленное целое. Похоже, это был оттиск, своего рода экслибрис, выполненный в старинном стиле. Профессор сумел различить имя и адрес.
БУКИНИСТИЧЕСКАЯ ЛАВКА ЛУКАСА
Редкие и ценные книги
