– Господин фон Шт… – начал было я, но вовремя опомнился и громким голосом окликнул господина Шмидта.
Фон Штрелиц повернулся ко мне, и в первый миг мне показалось, будто он видит меня насквозь. Агент окинул меня взглядом и задумчиво подкрутил черные усы.
– Вы и есть тот самый кучер, которого мне обещали? – спросил он властным голосом.
Я усердно закивал.
– Я и есть, сударь. Я и есть. – Как перед выходом на сцену, волнение вдруг прошло, стоило мне вступить в свою роль. – Если вы господин Шмидт из Берлина, то я и есть ваш кучер, господин. К вашим услугам.
Я коснулся своего цилиндра и обозначил легкий поклон.
– Позвольте ваш чемодан, – я показал на небольшой чемодан в его руке, но агент лишь покачал головой.
– Он останется при мне. Езжайте сначала на Максимилианштрассе. Нужно будет забрать оттуда кое-кого.
– Как прикажете, сударь.
Между тем мы вышли из здания вокзала, расположенного недалеко от города. Всюду сновали извозчики и носильщики, предлагая свои услуги. Маленький мальчик продавал горячие, ароматные крендельки из ящика на колесах, размером больше самого продавца. Фон Штрелиц брезгливо отмахивался от малолетних попрошаек и следовал за мной к тому месту, где я оставил свой экипаж.
– Поспешите, пожалуйста, – проворчал агент, забираясь внутрь. – Господин, которого нам следует забрать, не привык ждать.
Я щелкнул кнутом и взмолился, чтобы лошадь меня послушалась. Я довольно сносно держался в седле, и несколько раз мне даже доводилось управлять повозкой. Но править тяжелым экипажем по оживленным улицам Мюнхена – это совсем другое.
Лошадь заржала и тронулась с места. Мы проехали Карловы ворота, за которыми, собственно, и начинался город. Дети со смехом перебегали улицу и собирали конские яблоки, старый слепой солдат клюкой нащупывал дорогу. Навстречу то и дело проносились другие экипажи, едва не касаясь моих дрожек. За последние десятилетия Мюнхен разросся до настоящей метрополии, и толкотня на улицах была соответствующая. Я щелкал кнутом и как мог пытался скрыть свою неуверенность. Однако в душе я проклинал Дюркхайма за его идею выдать меня за кучера и таким образом узнать о планах прусского агента.
– Поворачиваем на Максимилианштрассе, – сообщил я чуть громче, чем следовало. – Вы только взгляните на эти великолепные здания! Шедевры архитектуры, ради которых король Максимилиан Второй в годы своего правления…
– Помолчите ради бога, вы, идиот, – проворчал фон Штрелиц. – Если мне понадобится экскурсовод, я куплю «Бедекера»
[17]. Остановите вон там.
Я покорно кивнул и остановил лошадь у роскошного министерского здания. Из дверей то и дело выходили господа в цилиндрах и с толстыми портфелями. Фон Штрелиц приподнял занавеску и выглянул из окна. Потом вдруг махнул рукой, и к нашему экипажу приблизился благородный пожилой господин с моноклем и пышными бакенбардами.
Когда я узнал его, у меня едва не остановилось сердце. Это был не кто иной, как секретарь Генрих Пфаффингер, правая рука Иоганна фон Лутца, председателя совета министров Баварии! Пфаффингер не раз видел меня при короле. Я надвинул цилиндр на лоб и молил пресвятую Деву Марию, чтобы он не узнал меня.
Но Пфаффингер даже не посмотрел в мою сторону. Он направился сразу к фон Штрелицу, и тот открыл перед ним дверь. Секретарь кивнул в знак приветствия и влез внутрь.
– В Шеллинг-салон, в Максфорштадт, – приказал фон Штрелиц и постучал по перегородке. – Только побыстрее, если можно.
– Как прикажете, сударь.
Я взмахнул кнутом, и мы проехали обратно по Максимилианштрассе. Потом, миновав королевскую резиденцию, свернули на Людвигштрассе. Здания здесь были выстроены в классическом греческом стиле еще при Людвиге I. Из-за перегородки до меня доносились приглушенные голоса.
Я прислушался и попытался разобрать, о чем говорили эти двое. Между тем мы подъезжали к границе города, откуда был уже виден Швабинг. Бывшая деревушка располагалась сразу за Триумфальной аркой и считалась среди порядочных горожан гнездом разврата. Туда стекалось множество студентов и художников, по слухам ночи напролет предававшихся оргиям и безудержным пьянкам.
– Ваш человек точно придет? – услышал я через перегородку тихий голос агента.
– Я гарантировал ему полную конфиденциальность, – ответил Пфаффингер. – Поэтому и место встречи столь необычное. Положение весьма щекотливое.
– Это я и без вас знаю. Но для Бисмарка важно, чтобы заключение было неопровержимым. В противном случае это может спровоцировать революцию в Баварии. Стоит нам потерять бдительность, и под угрозой окажется Германский союз.
– Разумеется. Но если король узнает об этом слишком рано…
– Тс-с! – прервал его фон Штрелиц и постучал по тонкой перегородке. – Заедем в Швабинг. Я хочу показать своему гостю пару заведений.
– Но почему через Швабинг? – удивился Пфаффингер. – Это же немалый крюк.
– Не хочу, чтобы кто-нибудь проследил за нами, – ответил фон Штрелиц вполголоса. – В тесных переулках легче будет затеряться. – И крикнул, обращаясь ко мне: – Эй, мы не на воскресной прогулке. Побыстрее!
– Как прикажете, господин.
Мы пронеслись через Триумфальную арку и поехали мимо старых крестьянских домов, еще попадавшихся среди новых вилл. За последние годы Швабинг претерпел куда больше изменений, чем все остальные предместья Мюнхена. Несколько девиц, ярко одетых и с короткими волосами, стояли на углу, смеялись и покачивали бедрами в такт музыке, доносящейся из какого-то трактира. Молодые люди в поношенных костюмах и со стопками книг в обнимку брели по улицам и озирались алчными взглядами. Справа из переулка с пронзительной трелью вынырнула одна из новомодных конок.
Когда мы снова добрались до Максфорштадта, я повернул на Шеллингштрассе и остановился перед Шеллинг-салоном, открытым всего несколько лет назад. Заведение было устроено по образу венских кофеен, с высокими светлыми окнами и уютным садиком с тенистыми каштанами. Фон Штрелиц и секретарь молча вышли и проследовали к салону.
– Ждите здесь, – бросил мне фон Штрелиц, после чего скрылся внутри.
Минут десять я просидел на козлах в полном неведении, пока рядом не остановился второй экипаж. Когда распахнулась дверца, я увидел пожилого господина в темном костюме хорошего покроя и с тростью. Он был низкого роста, с сединой в окладистой бороде; в его глазах за стеклами пенсне читался острый ум. Я был уверен, что где-то уже встречал этого человека, но, как ни старался, не смог вспомнить, при каких именно обстоятельствах. Скорее всего, это случилось где-нибудь при дворе.
Пожилой господин поспешно вошел в салон и оставил меня наедине с моими хмурыми мыслями. Что мне оставалось делать? До сих пор мне удалось лишь выяснить, что Пруссия сообща с баварскими министрами что-то замышляла против короля. Я выругался вполголоса, потому что не мог вспомнить имя этого господина.
