Мария помотала головой и громко высморкалась.
– Я беспокоюсь за короля, – ответила она тихо. – Он какой-то… странный. И с каждым днем только хуже. Он как будто увяз в своем мире. Поначалу я думала, что он просто не такой, как мы, но в последнее время… – Она замолчала и посмотрела на меня с грустью. – Скажи, Теодор, тогда перед гротом ты говорил, что враги хотят упрятать его в сумасшедший дом. Это правда? Министры хотят признать Людвига умалишенным? И что же тогда будет с ним?
– Я… не могу вдаваться в подробности, – произнес я неуверенно. – Не могу, потому что не хочу подвергать тебя опасности. Но надежда еще есть, – я схватил ее за руку. – Вот если б Людвиг отправился в Мюнхен, отказался от некоторых своих причуд!.. Может, ты с ним поговоришь? Тебя он хотя бы слушает.
Мария устало покачала головой.
– Людвиг живет в своем собственном мире, как Барбаросса в недрах Кифхойзера, под каменной громадиной. Даже я не могу до него достучаться.
* * *
Долгая зима миновала, и наконец-то пришла весна. Слухи о якобы сумасшедшем короле ширились. Лутц и прочие министры делали все возможное, чтобы опорочить Его Величество. В газетах, в том числе иностранных, множились статьи о душевном состоянии Людвига и его огромных долгах. Вспомнили даже о его былой преданности Рихарду ВАГНЕРУ. В трактирах Мюнхена распевали песни о безумном короле, и жандармы даже не вмешивались.
Но и Людвиг своими выходками создавал почву для подобных слухов. В свои немногочисленные визиты к нему я становился свидетелем его неуклонного упадка. У него практически не осталось зубов, несло вонью изо рта, он объедался сверх меры и орал на лакеев и министров, которые отказывались давать ему деньги на строительство замков. После того как Рихард Хорниг отказался грабить для него банк, Людвиг стал рассылать письма и курьеров вплоть до Константинополя, Тегерана и Бразилии. Он подумывал перебраться на остров посреди Тихого океана и продолжать строительство там. Он приказал своим сановникам создать тайную армию и совершить государственный переворот. Он кричал и бесился, как ребенок, которому не давали любимую игрушку. Но что бы он ни делал – ему не выдали больше ни пфеннига.
Мы в небольшом кругу заговорщиков наблюдали за всем этим в ужасе и бессилии. Попытки Каульбаха и Лёвенфельда переубедить доктора фон Гуддена не увенчались успехом. Хуже того, мы выяснили от осведомителей, что лакеи и далее выуживают компрометирующие записки из мусорных корзин и даже из уборной. Кроме того, принц Луитпольд выразил готовность перенять правление. Катастрофа казалась неминуемой.
И бомба в конце концов разорвалась.
Вечером 9 июня 1886 года я получил письмо от доктора Лёвенфельда, в котором он просил незамедлительно приехать к нему на Штарнбергское озеро. У Рихарда Хорнига там, в Алльмансхаузене, была вилла. Мы собирались на ней с последними немногочисленными сторонниками короля, чтобы обсудить дальнейшие действия. Из письма следовало, что речь идет о чем-то чрезвычайно важном, о жизни и смерти.
Вечером к восьми часам я под проливным дождем прибыл в Алльмансхаузен. Остальные уже сидели в гостиной вокруг карточного стола. Я различил в сигаретном дыму доктора Лёвенфельда. За последние месяцы морщин на его лице заметно прибавилось. Присутствовали также художник Каульбах и шталмейстер Хорниг. Не хватало только графа Дюркхайма.
– А где же граф? – спросил я растерянно. – Неужели опаздывает?
Лёвенфельд сокрушенно покачал головой.
– Какие-то проходимцы отправили его в отпуск и отослали в его имение в Штайнгадене, – произнес он уныло. – Потому как им известно, что он преданный друг короля. Мы пытались известить его, но кто-то, видимо, перехватил гонца.
Я опустился в мягкое кресло возле камина и пробормотал:
– Господи, что же случилось? Неужели фон Гудден действительно собирается признать короля сумасшедшим?
– Он сделает это сегодня, – ответил Каульбах и щелчком отправил сигарету в камин. – Или завтра, но не позднее. Все пропало.
– Сегодня? – Я вскочил. – Но… почему мы не узнали об этом раньше?
– Все тщательно запланировано, – проворчал Рихард Хорниг, обмякнув в кресле, как комок глины. – Черный кабинет позаботился о том, чтобы никто не узнал раньше времени.
Я кивнул. И содрогнулся при мысли об отделе мюнхенской полицейской директории, который по распоряжению министра принял участие в заговоре. Граф Дюркхайм часто рассказывал мне об этой секретной службе. Этот так называемый Черный кабинет вот уже несколько месяцев перехватывал письма, предназначенные Людвигу, в том числе и записки баварских банкиров, согласных предоставить королю кредит. Газеты Людвиг получал лишь после строгой цензуры. Не считая Дюркхайма, его окружали исключительно сговорчивые сановники и лакеи, которым Иоганн Лутц, глава совета министров, приказал держать короля в неведении.
– Черт, мы должны были узнать об этом! – Доктор Лёвенфельд стукнул тростью по полу. – Еще в апреле, когда Людвиг вздумал обратиться к ландтагу, они все переполошились! Вы только представьте, оппозиция согласилась бы выделить не один миллион и за это получила бы министерские посты. Лутц не мог не отреагировать, иначе не сносить бы ему головы. Почему мы раньше ничего не предприняли?
Все хранили молчание. Некоторое время слышалось лишь тиканье часов в углу.
– Что задумали министры? – прервал я наконец тишину.
Остальные, казалось, уже смирились с судьбой Людвига.
– Сегодня вечером в Нойшванштайн прибывает делегация во главе с канальей Хольнштайном. С ним будут доктор фон Гудден и еще несколько психиатров, – ответил, побледнев, Лёвенфельд. – Там они хотят представить королю свое заключение и лишить власти. Уже завтра принц Луитпольд примет правление в Мюнхене.
Я прикусил губу. Положение действительно казалось безвыходным. И все-таки я не мог примириться.
– Бисмарк знает об этом? Возможно, если канцлер…
– Черт возьми! Вам лучше нашего известно, что Бисмарк поощряет эту акцию! – перебил меня Рихард Хорниг, глаза его сверкали от злости. – Его агент, Карл фон Штрелиц, должно быть, еще несколько раз встречался с Лутцем. Карты разыграны превосходно!
Карл фон Штрелиц.
Когда Хорниг назвал имя прусского агента, я на мгновение прикрыл глаза. Фон Штрелиц по-прежнему являлся мне в кошмарах, набрасывался на меня со шпагой, пронзал грудь… Во сне все было иначе, из раны фонтаном била кровь, и я с криком просыпался. Мне так и не удалось выяснить, для чего агент Бисмарка явился в тот день на остров. И уж тем более я не знал, почему незадолго до его появления Мария произнесла эти странные слова.
Он убьет меня.
В скором времени мне предстояло узнать это.
– Мы должны предостеречь короля! – заявил я присутствующим. – Отправим телеграмму в Фюссен, прямо отсюда!
– А мы, по-вашему, не додумались до этого? – огрызнулся Каульбах. Он закурил еще одну сигарету и нервно затянулся. – Следует исходить из того, что ищейки из Черного кабинета заняли и почтамт в Фюссене. Если они перехватят сообщение, все пропало!
