Я неподвижно стоял на лестнице. Ни доктор, ни король пока не заметили меня. Простояв так еще какое-то время, я наконец принял решение. Я прокрался вниз и собрался уже выйти во двор, но тут заметил нескольких жандармов у ворот. Должно быть, им строго запретили выпускать кого-либо из замка. Во дворе уже стояли черные крытые кареты, на которых Людвига собирались доставить в Берг.
Я тихо выругался и вернулся в замок в поисках иного выхода. Я непременно должен был предупредить своих сообщников! Тогда мне вспомнился тронный зал на четвертом этаже. Балкон с западной стороны находился на высоте пятнадцати шагов, но казалось маловероятным, что жандармы патрулировали и с той стороны.
После некоторых колебаний я поспешил обратно в комнату для прислуги, взял в охапку несколько простыней и прокрался обратно наверх. Слева, со стороны спальни, по-прежнему доносились голоса фон Гуддена и Людвига, но я уже не обращал на них внимания. Я прошел в тронный зал и закрыл за собой тяжелые двери. Совершенно один, под высокими сводами, под усеянным звездами куполом и громадной люстрой, я чувствовал себя как в восточном мавзолее.
Выбравшись на балкон, я принялся поспешно связывать простыни, время от времени посматривая вниз, где стены замка оканчивались каменной осыпью. Дальше к югу в свете луны угадывалось ущелье Пёллат и перекинутый через него мост, построенный Людвигом для своей матери, обожающей прогулки. И хотя был июнь, балкон обдувал пронизывающий ветер, и со стороны гор наползали темные тучи.
Через четверть часа я связал простыни в длинный канат и привязал конец к одной из колонн. Несколько раз дернул его для пробы, после чего сделал глубокий вдох и бесшумно скользнул вниз. У меня бешено колотилось сердце, я не осмеливался смотреть вниз. Я миновал несколько каменных изваяний в нижней части балкона и спускался, казалось, целую вечность, пока не почувствовал под ногами твердую землю.
По узкой тропе я сбежал к ущелью. Тропа змеилась вдоль ручья Пёллат, мимо водопадов, каменных нагромождений и вздымающихся ввысь скал, и в конце концов выводила к лесистой долине недалеко от замка.
Наконец-то я добрался до Хоэншвангау, где в конюшне еще стояла одна из моих лошадей. Конюх Остерхольцер, должно быть, хорошо за ней ухаживал. Когда я подошел, лошадь радостно заржала. Я открыл загон, вскочил в седло и ускакал в ночь.
Едва спящее селение осталось позади, снова зарядил дождь.
* * *
Дождь лил без остановки. Следующие несколько часов меня сопровождала тонкая водяная пелена. Одежда на мне потяжелела, как свинцовая. В моем распоряжении была только одна лошадь, поэтому приходилось ехать медленнее, чтобы не потерять и ее. Когда мы уже приближались к Штарнбергскому озеру, едва различимому сквозь дождевую завесу, рысь у лошади стала неровной. Я понял, что она потеряла одну из подков. Животное металось в стороны, упрямо мотало головой, и я вынужден был подгонять ее, вонзая пятки в бока.
В предрассветных сумерках я наконец добрался до имения королевского шталмейстера, Рихарда Хорнига, в Алльмансхаузене. Лошадь узнала старую конюшню и на последнем отрезке снова пустилась в галоп, а перед воротами остановилась так резко, что я, совершенно изможденный, свалился с седла. Я поднялся из последних сил и побежал к дому. В окнах, несмотря на ранний час, уже горел свет. В исступлении я стучал в дверь, пока Хорниг, небритый и хмурый, не открыл мне дверь. Когда он узнал меня, раздражение на его лице сменилось удивлением.
– Боже правый, Теодор! Что вы здесь делаете? – прошептал он. – Граф Дюркхайм сообщил нам, что короля доставят в Линдерхоф. Мы думали, вы…
– Короля не доставят в Линдерхоф, – перебил я его, хватая ртом воздух. – Его отправляют в Берг! Они уже в пути. Мы должны устроить побег оттуда!
– В Берг, на озеро? – в изумлении переспросил Хорниг. – Что ж, это действительно кое-что меняет… Но это не так уж плохо, у меня здесь немало друзей. – Похоже, он только что обратил внимание на мой жалкий вид и сочувственно хлопнул по плечу. – Что ж я болтаю? Пройдите для начала, согрейтесь.
Когда я прошел в гостиную, оказалось, что мы не одни. Помимо Хорнига и его брата в комнате находились доктор Шляйс фон Лёвенфельд, художник Герман Каульбах и еще с дюжину человек. Некоторые из них были, по всей видимости, простыми сельскими жителями – хотя я заметил среди них и графа Рамбальди из Алльмансхаузена, и барона Евгена фон Бекк-Пеккоца из Ойрасбурга. Все вместе эти, несомненно, отважные люди составляли довольно странное сборище. Разговоры мгновенно смолкли, все взоры обратились ко мне.
– Господа, не тревожьтесь, – успокоил всех Хорниг. – Это Теодор Марот, близкий друг короля. Он принес важные новости. – Шталмейстер повернулся ко мне и помог снять мокрый плащ. – Рассказывайте, Теодор.
Я вкратце рассказал о том, что произошло в Нойшванштайне за последние два дня. Когда я закончил, повисло молчание. В комнате было душно и дымно от трубок и сигар, у меня закружилась голова.
– Любезный Марот, – произнес наконец доктор Лёвенфельд. – Мы все должны поблагодарить вас. Как видите, здесь собрались последние из тех, кто сохранил верность королю. Но до этой минуты мы уповали на побег из Линдерхофа. Ваше сообщение все меняет, однако новость не такая уж и плохая.
– Даже наоборот, – добавил Хорниг и раскурил трубку от лучины. – Я знаю эти места, как никто другой, у меня есть связи. А эти люди… – он обвел рукой хмурое сборище, – сделают все, чтобы освободить короля.
– При условии, что он даст себя освободить, – проворчал Каульбах. – Насколько я понял вас, Теодор, он не слишком-то жаждет этого. Очевидно, цианистый калий Его Величеству больше по душе.
– Под конец король был настроен весьма решительно, – возразил я и сел спиной к камину. – Думаю, если Людвиг поймет, что шансы на побег достаточно велики, то не станет колебаться. Но до тех пор, пока ему уготована судьба слабоумного брата, он не видит иного выхода, кроме как в смерти.
Доктор Лёвенфельд решительно стукнул тростью по паркету.
– Значит, действовать нужно без промедления! Как только король будет освобожден, он должен отправиться в Тироль и оттуда заявить о своих правах. Мы подготовим опровержение, которое выставит заключение фон Гуддена жалкой пародией. Тогда мы сможем обвинить Хольнштайна, Лутца и остальных министров в государственной измене. – Он сердито покачал головой. – Ставить диагноз, даже не побеседовав с пациентом! Его опровергнет любой начинающий психиатр. Все это не более чем скверно спланированный государственный переворот!
Присутствующие согласно забормотали. Некоторые из простолюдинов поднимали стаканы и криками славили короля.
– Когда, по-вашему, король будет в Берге? – спросил меня Хорниг.
Я пожал плечами.
– Фон Гудден говорил, что кареты будут готовы к четырем утра. Так что уже недолго осталось.
– Значит, нужно поторопиться, – шталмейстер достал тетрадь и сделал несколько пометок. – Они, скорее всего, сделают остановку в Зеесхаупте, хотя бы для того, чтобы сменить лошадей. Поэтому стоит попытаться передать там Людвигу сообщение. Предлагаю, для гарантии, составить несколько групп, которые будут дожидаться короля на разных участках вокруг озера, если тот решится бежать.
