Во всеобщем хаосе нам не составило труда попасть в замок. Все-таки доктор Лёвенфельд был королевским лейб-медиком, хотя в последние годы видел Людвига все реже. Его же стараниями нам удалось еще раз взглянуть на мертвого короля.
Вопреки ожиданиям, Его Величество еще не перенесли в замок. Король лежал вместе с фон Гудденом в лодочном сарае. Хмурый жандарм у дверей запретил нам прикасаться к телам. Их до шеи прикрыли материей, но забыли, вероятно, в спешке обмыть лицо Людвига. Рот его был раскрыт в беззвучном крике, по щеке тянулась тонкая нить засохшей крови.
– Видите всю эту кровь на полу? – шепнул мне доктор Лёвенфельд. – Она, наверное, натекла от этого прусского агента, прежде чем его тайно вынесли отсюда. Или от самого Людвига. В любом случае им придется как следует все отмыть здесь, чтобы замести следы.
Мы сняли шляпы и молча встали перед нашим королем, которого пытались спасти. Который навсегда ушел от нас. Я чувствовал: что-то закончилось с его смертью. Остались в прошлом сказки, утих последний отголосок той эпохи, когда мир был полон мифических существ, отважных воинов, эльфов и гномов. Настала эпоха прагматиков, бюрократов.
Я вдруг услышал шелест. Герман Каульбах достал из внутреннего кармана мокрый от дождя блокнот и быстрыми движениями запечатлел на бумаге мертвого короля. Потом набросал небольшие портреты Рихарда Хорнига и доктора Шляйса фон Лёвенфельда.
– И пусть они исказят все факты, этот момент останется в памяти, – тихим голосом произнес художник.
Он оглянулся на прикрытую дверь сарая. Жандарм как раз вышел покурить.
– Давайте же поклянемся, что не забудем ничего. В этом наш долг перед Его Величеством.
Мы торжественно кивнули и произнесли клятву.
В следующее мгновение меня пронзила мысль. Слова Каульбаха напомнили мне об этом. Я тоже был в долгу перед Людвигом.
Письмо короля!
Разве не говорил он сам, что это, возможно, самое важное письмо в его жизни? Я обещал доставить его в Линдерхоф неизвестному адресату. И во всей этой суете позабыл о нем!
Я запустил руку во внутренний карман, где по-прежнему лежали письмо и записка с адресатом. Кто бы это мог быть? Кто же был настолько важен, что Людвиг посвятил ему последнее письмо в своей жизни?
Вообще-то мне было сказано раскрыть эту тайну лишь по прибытии в Линдерхоф. Но обстоятельства переменились! Возможно, со смертью короля это и вовсе теряло значение. Поэтому я достал записку, развернул и прочел имя.
И в тот же миг все понял…
35
– Эй, мы оказались правы! Все сходится!
Голос Сары вывел Стивена из задумчивости. Он был так поглощен чтением, что смысл слов дошел до него не сразу.
– Что… что ты говоришь?
Сара показала на экран ноутбука.
– Названия баллад и римские цифры! Они действительно складываются в предложение! Посмотри сам!
Стивен взглянул на таблицу, мерцающую на экране.
В четвертом замке короля дитя откроет тайну его заветного сокровища.
Букинист нахмурил лоб.
– Что за… – начал он.
– Проклятие действительно относилось к Проклятию певца Людвига Уланда, как ты и предполагал, – торопливо перебила его Сара. – Баллада оказалась малоизвестным стихотворением Гёте; Чародей – это его же Ученик чародея. Труднее всего было с Проповедником и Винспергом. Но, по счастью, в этой книжке нашлось и несколько давно забытых баллад, – она победоносно подняла одну из книг Цоллера. – Под Проповедником имелось в виду стихотворение Аннетты Дросте-Хюльсхоф, а Винсперг взят из Винспергских жен, довольно скучного стихотворения Адальберта фон Шамиссо. Вместе, обозначенные цифрами, слова образуют такое вот предложение… – Она произнесла, делая ударение на каждом слове: – В четвертом замке короля хранится тайна о главном из его сокровищ. Есть! Мы наконец-то решили загадку! Это то самое место, о котором говорила полоумная Луиза.
Сара показала растопыренные указательный и средний пальцы и широко улыбнулась.
– Теперь осталось только добраться до четвертого замка и…
Стивен вскинул брови.
– Четвертого замка? Насколько мне известно, Людвиг построил только три замка. Линдерхоф, Херренхимзее и Нойшванштайн.
Сара поджала губы.
– Черт, ты прав, – проговорила она тихим голосом и нахмурилась. – Что-то здесь не так… А как насчет охотничьего дома на Шахене? Или, может, Берг? Это ведь тоже замок, хоть Людвиг и не сам его построил. Как ты думаешь?
– Даже не знаю. Не вижу в этом логики. Приложить столько усилий, и – Берг? Тогда уж можно и в мюнхенской резиденции поискать… – Стивен вздохнул. – Что бы это ни было, времени на раздумья мало.
Букинист взглянул на Цоллера. Старик по-прежнему лежал на холодном мозаичном полу. Объемный живот его поднимался и опадал, как кузнечный мех, пот ручьями стекал по бледному лицу.
– Долго дядя Лу не протянет.
– Может, на последних страницах что-нибудь говорится об этом четвертом замке? – спросила Сара и смяла пустую пачку из-под сигарет.
– Пока ничего не попадалось… – Стивен вновь открыл дневник, осталось прочесть последнюю запись. – Но я, кажется, начинаю догадываться, что движет нашей Луизой, – и что это за сокровище такое.
– Ты знаешь… – Сара уставилась на него широко раскрытыми глазами. – Что это? Деньги? Корона? Правда о смерти Людвига?
Стивен помотал головой.
– С трудом верится в это. Хотя здесь действительно говорится, как умер король. Но это не главная тайна Людвига.
– А какая же?
– Ответ на загадку уже несет в себе подсказку, – ответил Стивен, ведя пальцем по мелкому шрифту. – Ты дашь мне еще пять минут? Я дочитаю до конца, можно снова вслух. Тогда мы и узнаем всю правду.
36
J
Когда я прибыл в Линдерхоф, уже наступило утро. Луга были мокры от дождя и росы, в предобеденном зное влага дымкой поднималась над землей. Весь парк был окутан белым облаком, и я, пошатываясь от усталости и лихорадки, брел по этому сказочному миру в поисках своей возлюбленной.
Я разыскал Марию под липой, у которой мы впервые встретились. Она играла там с Леопольдом, своим сыном. Мальчишка со смехом бегал от матери, а она с белой повязкой на глазах, как дрессированный медведь, топталась по кругу. Я тихо подкрался сзади и положил руку ей на плечо.
– Людвиг, это ты? – прошептала она. – Ты наконец-то вернулся? Нам тебя не хватало.
Я снял с нее повязку и резко развернул к себе. Мария смотрела на меня в недоумении и жмурилась от света.
