Книга Белая ель, страница 17. Автор книги Вера Камша

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Белая ель»

Cтраница 17

Сердолики оказались ягодами рябины, сквозь разорванную рубашку виднелись крапивные волдыри, и Миклош понял, что не спит и перед ним и впрямь жена Пала Карои, невесть как очутившаяся на лесной дороге.

– Да ты замерзла! – Янчи, на ходу срывая плащ, спрыгнул на землю, сакацкую господарку он не узнал. Как и она его. Барболка смотрела, но не видела. Что с ней? Сбежала от мужа? Неужели?!

Если бы не витязи, Миклош подхватил бы красавицу в седло и зацеловал до смерти, но он был наследником дома Мекчеи и помнил, на чьем мече и на чьем слове держится Алати.

– Где Марица? – Собственный голос показался чужим и глупым. – Сейчас отыщем.

– Там, – махнула рукой Барбола и покачнулась. Янчи, негодяй, поддержал ее, но женщина не заметила. Не стыдилась она ни разорванной рубашки, ни кровавых пятен. Откуда они? Барболка давно жена Пала.

– Ты ранена? – Миклош схватил свою мечту за плечо. – Отвечай!

– Нет, – она вывернулась из его объятий точно кошка, – не я… Марица. Худо ей!

– Нашел! – радостный крик Янчи оборвался, словно стакан разбился. Миклош бросился на голос, доезжачий держал на руках девочку лет семи. Темная головка моталась на тоненькой шейке, правая нога до колена превратилась в багровое бревно.

– Боговы Охотнички, – выдохнул рыжий Золтан, – что с ней?

– Холодная Гостья, – прошептала Барбола, – мармалюца… За ногу ухватила. Я ее отогнала, только поздно.

Вот так взять и сцепиться с тварью, о которой и говорят-то шепотом?! Хотя теперь ясно, чего господарка сакацкая в одиночку в свадебной рубашке по полям бегает. Холодную Гостью иначе не догонишь, только догнать – одно, а прогнать – другое.

Миклош тронул лоб девочки и едва не отдернул руку, заглянув в туманную, полную яда пропасть. Ну, нет! Миклош Мекчеи не трусливей Барболки Карои.

Марица застонала и попросила пить, Барболка растерянно оглянулась. Может, она и сражалась с нечистью, но теперь перед Миклошем была женщина – одинокая, растерянная, до смерти напуганная и до одури красивая.

– Тюрегвизе [10]! – рявкнул Мекчеи. – И костер разожгите, заразу выжигать будем.

– Так поздно уже, – покачал головой Ласло, – до колена дошло.

– Без ног живут, – огрызнулся Миклош, – а без одной и подавно! Приданое дам, замуж выдам.

Что-то горячее коснулось глаз и исчезло, стало жарко, словно руки в кипяток окунули. Шалые глаза, блестящие крылья за спиной или это волосы? Барболкины волосы или чьи-то еще?

– Передай, – звенит в ушах, – передай, передай, передай…

Миклош грохнулся на колени, он еще ничего не сделал, но малышка дернулась и закричала.

– Барбола, давай руку!

Женщина подняла измученные глаза. Она ничего не понимала. Миклош тоже не понимал, но знал, что делает правильно.

– Руку!

Чужая ладошка во вдруг одеревеневших пальцах, белая метель в глазах. Не метель – лепестки, бессчетное множество лепестков. Южный ветер срывает их с вишен, звенят дальние колокольчики, хохочут, пляшут, звенят браслетами крылатые создания и мчится сквозь весеннюю живую метель вечная охота. Бьют молодую траву серебряные копыта, заливаются белоснежные синеглазые псы, вьются длинные гривы, смеются, горячат коней, подбрасывают и ловят на скаку клинки всадники. Так было и так будет, только лепестки разлетятся пчелиными роями, обернутся листопадом, станут снегом и вновь вскипят вишневым цветом… Жизнь вечна, мир вечен, полет вечен!

– Барболка? Где ты, Барболка?!

Откуда взялась малышка с испуганными глазами? Почему у Янчи такое лицо? Куда делись пронизанные солнцем цветущие деревья? Когда кончилась весна? Когда наступило утро?

– Охотнички Золотые, сказал бы кто – не поверил…

– Прошло, как есть прошло!

– Как и не было!

– Рука господарская, одно слово!

Чего от него ждут, а ведь ждут! Холодно, больно, но так всегда бывает. Счастье во сне, боль на рассвете.

Миклош Мекчеи стер со лба холодный пот. Рядом стояла Барболка, гладила по голове чернявую девчонку, а на плечах у нее был плащ Янчи. Это не было сном, но опухоль спала, нога была ногой, а не жутким бревном. Утренний ветер коснулся щеки, словно ладонью, и затих, только травы качнулись, осыпав росу.

– Бери пока берется… Мы танцевали. Теперь танцуй сам, танцуй и пой! А я с тобой… С тобой…

– К мамке б ее, не таскать же с собой!

– Точно. На мармалюцу идем, там малым не место!

– Не найдем. Заря встала, след остыл!

– Танцуй, Миклош, танцуй!

Сын алатского господаря оглянулся на теребивших сабли витязей и наклонился к девчушке.

– Марица, кто тебя свел?

– Илька, – малышка доверчиво улыбнулась, – она Пирошку нашла… На мельнице. Я и пошла, Барболка!

Дети, что солнышко по весне. Вот смеется, а вот уже и плачет. Барбола подхватила Марицу, что-то зашептала. Какие у нее глаза, у оленей и то меньше.

– Гица, – окликнул Янчи, – знаешь, где мельница?

– Знаю, – голос женщины дрогнул, – там она гнездо и свела, больше негде. Мельничиха прикормила. То из-за меня все…

Из-за нее?! Может, и так. За такую души и то не жаль. Витязь оглянулся на свиту – губы сжаты, на скулах желваки играют. Миклош Мекчеи подкрутил усы и бросил:

– Калман, отвези малышку в село. Остальные – на мельницу!


2

Барболу взял в седло Янчи, и Миклош стерпел – негоже сыну господаря при всех хватать чужую жену, да и не до любви сейчас. Если мармалюца вырвется, тем, кто ее загонял, беды не миновать. Миклош поравнялся с Янчи, заставив вороного идти голова в голову с соловым.

– Гица, скольких гостья прибрала?

Женщина задумалась, сведя темные брови, рассветные лучи скрывали бледность, вызывая в памяти крылатые сны.

– Первой Пирошку кузнецову утащила, потом сестричку ее, Ильку. Марица третьей была.

Значит, четверых под рукой у ведьмы нет. И на том спасибо.

– А на мельнице кто живет?

– Сам мельник, – не хочет Барболка о ведьмином гнезде говорить, а он слушать, да куда денешься, тут восемь раз отмерить нужно и все одно в омут головой, – Магна, про нее давно говорят, что с дурным знается. Дочки две у них на выданье, да сын мельничихин с женой и младенчиком. Раньше еще один сын был… Пропал по весне. И отец мой тогда пропал, уж не знаю, кто из них кого убил, но по злобе это вышло.

Вот оно! Убитый, убийца и дурная смерть. Первый вяжет второго мертвой кровью, второй сам себя ложью да злобой, а дальше по-разному бывает. Кто, пока тела не найдут, своих мытарит, кто – чужих, но хуже всего, если родичи на ущербной луне вниз лицом в могилу кинут да собачьей кровью польют. Сам Миклош такого не видел, но слыхал… Мерзкое дело было!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация