– Он сказал, что должен унести в могилу чужую тайну.
– О, как патетически. Насчет чужой тайны он прав, но я не могу позволить ему унести ее куда бы то ни было, иначе за гибель двоих людей никто не ответит. Кстати, одна из этих убитых – женщина, которую он любил, хоть и безответно.
– Я так понимаю, речь идет о Жанне Стрелковой? Так вот именно ее тайну Максим и пытался сохранить таким жестоким способом. Он знает о ней что-то такое, чего сам боится и от чего пытается убежать. Всякий раз, когда об этом заходит речь, он замыкается и начинает плакать.
Лена помолчала. Что-то в этом роде она и подозревала, когда узнала о сожженных дневниках Жанны. Максим, разумеется, не удержался и прочел их, перед тем как выполнить ее последнюю просьбу, и то, что он узнал, его поразило и испугало.
А феноменальная память сослужила дурную службу, и теперь он никак не может избавиться от этих знаний.
– Как вы думаете, Алла Вадимовна, как скоро Максим сможет дать показания?
– Думаю, он может это сделать в любой момент. Вопрос в том, что потом случится с ним самим, справится ли он с этим. Мне кажется, нужно дать ему время.
– У меня нет этого времени, Алла Вадимовна. Дело нужно закрывать: кому-то нужно предъявить обвинение и арестовать виновного. Я не смогу сделать этого, если Максим мне не поможет.
– А я не могу рисковать состоянием здоровья своего пациента. Надеюсь, это вам понятно?
– Вполне. Давайте подумаем вместе, как нам соблюсти наши общие интересы и не навредить Максиму.
– Мне кажется, на данном этапе это невозможно. Извините, мне пора. – Психолог ушла, даже не дождавшись Лениного «до свидания».
Спускаясь на первый этаж, Лена размышляла. Придется выдумать что-то, что заставит эту даму помочь. Коротченко сейчас – ее единственный свидетель, единственный источник информации. Без него ей это дело не закончить.
Иветта Генриховна ждала ее в холле, нервно прохаживаясь вдоль большого окна и то и дело поглядывая на турникет, через который должна была выйти Лена. Стоило ей спуститься на три ступени и оказаться на мраморном полу холла, как Иветта кинулась к ней и схватила за руки:
– Вы должны меня выслушать, должны помочь мне вернуть сына!.. Я не могу так больше жить, не могу видеть его страданий. Я хочу наладить наши отношения, хочу, чтобы мы были мать и сын, а не соседи по квартире, понимаете?
– Чем я-то могу вам помочь, Иветта Генриховна? – Лена слегка растерялась от такого напора. – Я ведь не психолог.
– Поговорите с Максимом! Он очень страдает, его изнутри разъедает что-то, я же вижу. Он спрашивал о вас, ведь не зря же он спрашивал! Он хочет что-то сказать, понимаете? Почему у его палаты постоянно сидит полицейский? Максим что-то сделал, да?
– Нет, что вы. За Максимом немного присматривают, так всем спокойнее. А разговаривать с ним мне запретили врачи.
Коротченко еще сильнее сжала ее руки.
– Елена Денисовна! Спасите моего сына, умоляю вас! Если хотите, я поговорю с врачом и постараюсь объяснить, что Максим должен поговорить с вами, должен облегчить совесть! Я не могу его потерять!
Лена чувствовала, как ее всю трясет, точно в ознобе, как она переживает и мечется, не зная, как помочь сыну, которого еще пару недель назад называла чужим человеком.
– Иветта Генриховна, успокойтесь, пожалуйста. Давайте присядем, вам нехорошо, я же вижу.
– Да-да, – пробормотала Коротченко, послушно уселась в кресло и вцепилась руками в большую темно-синюю сумку. – Простите, я очень волнуюсь. Он ведь один у меня… Мне так стыдно за то, что я наговорила вам тогда, в квартире. На самом деле у нас с ним никого больше нет, только он и я друг у друга. И я обязана ему помочь, я обязана все сделать, раз это не пришло мне в голову раньше! Но ведь не поздно все исправить, да? – Она с надеждой посмотрела на Лену, и та кивнула. – Я буду очень стараться!..
– Иветта Генриховна, вам прежде всего нужно сейчас взять себя в руки. В таком состоянии вы ничем не поможете Максиму, – внушительно произнесла Лена, и Коротченко мелко-мелко закивала, соглашаясь.
– Я вас задерживаю, наверное. Вы идите, у вас ведь работа…
– А вы? Хотите, я вас подвезу?
– Нет-нет, я пойду в отделение, буду рядом с сыном. Можно, я позвоню вам, если врач разрешит беседу с Максимом?
– Конечно. И, пожалуйста, старайтесь сохранять спокойствие, для Максима сейчас это будет лучшей помощью.
Лена вышла из больницы с каким-то странным чувством. Метаморфоза, произошедшая с матерью Максима, поразила ее. Она изменилась даже внешне – за какую-то неделю подрастеряла весь свой лоск, всю надменность. То обстоятельство, что ее сын едва не отправился на тот свет, видимо, поразило ее настолько, что мать по-настоящему испугалась.
Но больше всего Лену заинтересовало, что Максим хотел встречи именно с ней, со следователем Крошиной. Наверное, действительно пытался снять груз с души и чувствовал себя виноватым, что сразу не рассказал о дневниках. Увы, сейчас от Лены почти ничего не зависело. Согласие на разговор со свидетелем должен дать врач, сейчас он важнее любого следователя. Лене не хотелось бы чувствовать себя виноватой, если с Максимом случится еще что-нибудь.
С этими мыслями она вернулась в прокуратуру. Сидела в кабинете, ни на чем толком не пытаясь сосредоточиться, и все старалась представить, что именно мог найти в дневниках Жанны Максим, раз это испугало его настолько, что с этой тайной он не захотел жить.
– Что, что же там могло быть написано? – бормотала Лена, рисуя на листе квадратики и превращая их в линейку одинаковых домиков. – Что Жанна на самом деле мужчина? Что она хладнокровно убила несколько человек? Я просто не понимаю, что еще может так испугать молодого мужчину.
– Можно к тебе, Леночка? – Дверь приоткрылась, на пороге показался Шмелев.
Лена от неожиданности вздрогнула и почему-то сунула в стол папку, лежавшую перед ней. Николай Семенович понимающе улыбнулся:
– Переняла у меня привычку прятать бумаги, как только кто-то входит?
– Будете смеяться, но это у меня скорее из фильма «Место встречи изменить нельзя». Помните, там Жеглов Шарапова проучил, дело со стола забрал, а потом сказал, мол, ты у меня хоть раз открытое дело на столе видел? Мне это почему-то так в память врезалось, что я, кажется, с первого дня дела в стол прячу.
Шмелев захохотал в голос.
– А я-то, старый дурак, возгордился! А она, оказывается, Глеба Жеглова копирует! Ладно, Лена, тут такое дело: отец звонил, искал тебя.
– Вам звонил? – удивилась Лена. – А мне почему не набрал? Я мобильный не отключала.
– Чего не знаю, того не знаю. Просил передать, что ждет тебя дома.
– Спасибо. Только странно это.
– Его что, выписали уже?
