– Первый камень возле катка, – спокойно сказал Денис. – Вышибай!.. Только смотри, не навернись обратно. Снова полезешь… Давай!
Начали раздаваться глухие каменные и звонкие металлические удары, которых никто в округе сейчас не услышал, как и звуки выстрелов. Про выстрелы вообще нечего и говорить – оружие с глушителем стреляет так: пук… пук… пук… Словно бы гриб-дымовик лопается под сапогом. Кто услышит, кроме праздного грибника?
Через минуту освобожденный от полуторастолетних наростов камень покатился вниз и ухнул в Нянгу, а в руках перемазанного и измученного непривычной работой Максима оказалась небольшая стальная коробка. В таких коробках сто пятьдесят лет назад продавали отборный, самый что ни на есть дорогущий китайский чай. Сейчас название чая и когда-то ярко-желтый с оранжевыми цветами колер сошли на нет, только кое-где оставались проплешины бывшего яичного цвета, давно ставшие, разумеется, черными, как чумные пятна. Под крышкою была залита и осталась по сей день невредимой, только превратившись в совершенно стальную, как и вся коробка, древесная смола. Тот, кто закладывал коробку, знал, что делал.
– Бросай.
Коробка вслед за стамеской и кувалдой полетела вниз и прикатилась прямо к ногам Дениса. На свет явился выкидной с кнопкою-ассистом швейцарский нож. Денис, сидя на корточках, завозился с крышкою, пока секретарь Максим тихонько, ступая на цырлах, подбирался к нему со спины с поднятой над головою стамеской. Денис быстро обернулся, Максим закричал от ужаса и бросился со стамескою вперед. Профессионал мгновенно выхватил пистолет, выстрелил секретарю в живот и вновь принялся возиться с крышкой – не открывалась, зараза.
– Больно! – закричал секретарь, катаясь по траве. – Больно!
По его рукам, зажимавшим рану, сочилась кровь.
– Коньяк с утра пить не надо, – наставительно произнес Денис, более не оборачиваясь. – Кишки с голодухи плохо спиртное принимают… – еще пробормотал он. – Вот тебе и больно.
Тут – крраккк! – крышка, наконец, отлетела в сторону. Максим замер, замолчал, крупные капли пота выступили у него на лице и одна за другою покатились на рубашку, смешиваясь с грязью и кровью.
– Чтт.. то… там?.. Пп… пок… кажи… Пп… жалуй… ста… – он, сколько мог, вытянулся в сторону Дениса. – Кк… камеш… ки?…
Удивленный Денис вытащил из коробки вдвое сложенный листочек желтой бумаги и перевернул коробку кверху дном, чтобы показать, что более в ней ничего нет.
– Бумаженция… – он заглянул внутрь коробки, словно бы ожидая, что сейчас в ней вдруг что-нибудь еще появится. – Записка… Что ж… Записки разные бывают… Могут оказаться и весьма ценными… – Ты там под катком-то хорошо посмотрел? Больше там ничего?
Максим еле заметно покрутил головой. Теперь он молчал, начавши неостановимо бледнеть. С каждым его тяжелым выдохом у него из живота выкатывалась новая порция крови.
– Нич… чего… – выдавил вместе с кровью из себя секретарь. – Даль… ше клад… ка…
– По-немецки сечешь, Макс? – так просто, словно бы они, два крепких кореша, после тяжелого рабочего дня сидели сейчас в теньке рядком, ножка на ножку, отдыхаючи за пивасиком – так спокойно и доверительно спросил Денис.
– Нет… – выдохнул секретарь. Денис чуть повернулся и выстрелил ему в лоб.
Денис сейчас не знает, раздраженно разглядывая кусочек бумаги, что такое начертано на нем плохим пером, оставляющим кляксы и царапины на листе, а мы вам, дорогие мои, совершенно достоверно можем сообщить полный текст:
Ich, der Ingenieur Krasin Iwan Sergejewitsch, diese Quittung unwiderlegbar bezeugen, dass verdankt seinen Arbeitgeber Wiese Alfred Karlowitsch im Wert ruble von drei Millionen in der Bank nimmt die Staatsbank des russischen Reiches, was ist die Summe verpflichten sich, die komplette Entsorgung der genannten Wiese Alfred Karlowitsch bei seiner ersten bereitzustellen Alfred Karlowitsch Wiese Nachfrage. Was und Signaturen.
Кrasin Iwan Sergejewitsch.
August 19 Tage 1869 das Datum, ab RH
[176]. Далее стояла размашистая подпись.
Денис пожал плечами, сплюнул в Нянгу, быстро обыскал секретаря Максима, достал бумажник, выпотрошил его, бросил в реку, поднял левую руку убитого, посмотрел на часы на мертвой руке, почему-то хмыкнул себе под нос и часов не снял, только положил к себе в карман ключи от машины и найденные в бумажнике деньги и карточки, и еще – плоскую коньячную флягу из внутреннего кармана пиджака. Теперь она перекочевала вo внутренний карман пиджака Дениса. А на галстук, на двенадцатифунтовый галстук! – можете себе представить? – Денис не обратил ни малейшего внимания, хотя что ему – улик бояться, что ли? Вот мы бы с галстуком эдак-то пренебрежительно не поступили, дорогие мои! Хотя мы сами галстуков терпеть не можем и доднесь надевали их в основном только на собственные свадьбы – разов пять или шесть. Ну, значит, и Денис галстуков не любил… И еще. Мы бы вот коньячку обязательно сейчас отхлебнули б. Ну, зачуток хотя бы…
Денис еще раз обсмотрел найденную бумажку, еще раз пожал плечами, вытащил из себя прозрачный файлик, аккуратно вложил в него маленький желтый листок, цепко оглянулся по сторонам. Ни души не наблюдалось во всей округе. Денис вновь сплюнул в Нянгу, пихнул Максима в воду – тот поплыл ничком, как и учитель Коровин. Денис еще раз разочарованно сплюнул и пошел через лес к остановке, где они с Максом оставили машину.
И случилась тут одна странность, которой мы не можем объяснить. Неторопливо идучи к шоссе, Денис вдруг поднес к лицу свои странные часы и что-то произнес, обращаясь, по всей видимости, к самим часам. Ну, техника, вы понимаете, дорогие мои, техника идет сейчас семимильными шагами, может быть, Денис так вот время на часах корректировал. Голосом. Или запись голосовую делал в дневничке – бывают же в дорогих часах дневнички, как в смартфонах – дескать, завалил случившийся рядом контингент, числом три штуки. А может, это вовсе и не часы на руке у Дениса. Ну, не знаем. Не-зна-ем. На наш взгляд, куда сподручнее было бы разговаривать по обычному сотовому. Правда, разговоры по сотовым пишутся сейчас запросто – все, всеми, везде и всегда. А разговоры с помощью часов, может быть, пока еще не пишутся… Ну, не знаем… Не-зна-ем…
Кстати о Денисе, дорогие мои, чтобы не забыть. Вы не поверите, но мы сами ровным счетом ничего о нем не знаем, как и о его часах. Вот ей-Богу! Ни о прошлом его, ни о будущем. Даже его владение английским стало для нас полной неожиданностью. Более того. Когда после всех событий не такие, как мы с вами, а уж полной мерой наделенные и знанием, и возможностями люди начали выяснять, кто таков есть сотрудник Денис и какого, собственно говоря, компетентного ведомства он сотрудник, оказалось, что никакое ведомство, хоть компетентное, а хоть и не компетентное, оного Дениса за своего не признало и никак и нигде не обнаружило. Ни живым, ни мертвым. Как он оказался в машине Маккорнейла? Почему обладал самой разнообразной информацией? Почему с такою легкой непринужденностью убивал невинных людей? Неизвестно. Можно тут, разумеется, строить разнообразные догадки, и мы не станем вам запрещать фантазии на этот счет. Сами мы в конспирологические теории совершенно не верим и считаем, что всем бедам в России виною бывает исключительно свои, отечественные глупость, жадность и лень.
