5. Когда же Константин Константинович Цветков Второй родился – а мы для краткости далее станем называть его просто Костя, или Мальчик, или Ребенок – когда Костя родился, Ксюха очень удивилась. Не тому, конечно, удивилась, что Костя родился, а тому, что родился он совершенно беленьким, ну, как сметана – а Ксюха однажды видела настоящую сметану и знала, каков ее цвет – белый родился Мальчик от совершенно красных родителей. Удивляющаяся Ксюха – а стояло тогда на Глухово-Колпаковской Неистощимой Земле лето, теплый июнь – Ксюха, сама перерезав и перевязав Ребенку пуповину и покрасив ее зеленкою, омыла Рожденного дождевою водой в корыте и омылась сама, дала Рожденному сиську и, накормив, понесла его крестить в Нянгу мимо развалин бывшего монастыря, то есть, мимо интерната, в котором она когда-то жила девочкой.
6. Когда Ксюха с Костею на руках проходила, значит, мимо монастыря, ее окликнули. Ксюха оглянулась и еще раз удивилась. Возле огромного прорана в монастырской стене – Ксюха не знала, а мы вам можем совершенно точно сказать, что проран этот в одно мгновение произвела БМД, то есть, боевая машина десанта, буквально пройдя сквозь стену, а случилась БМД возле монастыря много лет назад, еще до рождения Ксюхи – возле дырки в стене сидели на поросших мхом кирпичах трое мужиков. Ксюха удивилась, потому что у них в Кутье-Борисово не только мужиков, но и вообще никаких людей много лет не было, и до рождения Мальчика Ксюха, возвратившись на родину, жила в деревне одна. Вот Ксюха, значит, и удивилась и спросила, откуда они тут, в деревне, взялись, мужики. И мужики засмеялись и сказали, что все они с Востока. Один из мужиков, лет сорока с виду, был высокий и худой полицейский, в форме, с черной щеточкою подбритых возле ноздрей усов, с черными же длинными кудрями, выбивающимися из-под каски и развивающимися по ветерку, словно лошадиная грива на бунчуке, и сам – совершенно черного цвета, как гуталин. Видимо, он был негр, более никакого иного варианта нам в голову просто не приходит, дорогие мои. Второй был молодой, маленький, с оливково-желтым лицом и косенькими глазками, с прямыми антрацитового цвета волосами на непокрытой голове, в синей китайской косоворотке прямого кроя с поперечными желтыми застежками, из чего мы с вами можем заключить, что он был китаец. Потому что если некто ростом с китайца, выглядит как китаец и одет как китаец, то он, вероятнее всего, китаец. А третий мужик был стариком с гладкою темно-коричневой физиономией, в белой матерчатой кепке и белой рубахе поверх черных штанов, тоже худой. Мы вам можем без обиняков сообщить, что третий – это индиец. Оба штатских, китаец и индиец, оказались с голубыми повязками кандидатов полиции на рукавах, то есть, по сути, тоже были полицейскими. Перед мужиками на траве лежали три автоматата.
7. Мужики попросили, чтобы Ксюха показала им Ребенка, на что Ксюха без обиняков ответила решительным отказом, сказавши, что Ребенок еще покамест не крещен, и потому от сглазу показывать его никому нельзя. Мужики засмеялись. Они сказали, что они не сглазят, потому что они – беглые, поскольку больше нету их сил каждый день с утра пить водку, даже записавшись на службу в полицию за хорошую хавку. И что их послали из Глухово-Колпакова сюда, в Кутье-Борисово, на проверку – поступило, дескать, донесение, что в одном из домов в Кутье-Борисово по ночам горит свет, хотя электричество во всем районе давным-давно не подается. И, мало того, в донесении, дескать, сообщается, что ночью высоко над домом висит неугасимо и неистощимо горящий фонарь – вовсе без столба и без какой бы то ни было силовой подводки. И что слышится из освещенного дома плач Ребенка, хотя никто в Кутье-Борисово просьб о разрешении рожать не подавал и, следовательно, Ребенок рожден без разрешения и, возможно, по взаимной любви. И что им троим приказано все это проверить и о результатах проверки доложить, но они обратно в Глухово-Колпаков все равно не пойдут, а прямо сейчас отправятся отсюда, от бывшего монастыря, в свои родные края в три стороны Земли другой дорогою. Но им так интересно взглянуть на Ксюхиного Мальчика, рожденного без разрешения по взаимной любви, что они все трое готовы сколько угодно подождать, пока Ксюха окрестит его и вернется.
8. Ксюха на это ничего не ответила, а пошла дальше вокруг полуразрушенной монастырской стены, пока ее вновь не окликнули. Ксюха оглянулась и в третий раз удивилась. С внутренней стороны стены, как раз в том месте, где в ее, Ксюхином, детстве помещался ее жилой блок, стояла маленькая, пряменькая старуха-монахиня. Она была в черном платье до земли, в черном глухом платке, а поверх платья у нее на груди висел сверкающий золотой крест размером с ладонь. Поскольку за все девять месяцев своей новой жизни в Кутье-Борисово Ксюха, многaжды проходя мимо бывшего своего интерната в лес собирать грибы и хворост или дикую рябину зимой, ни разу эту монашку не видела, то теперь, разумеется, и у нее спросила, кто она. На что монашка почему-то засмеялась. На мгновение Ксюхе показалось, что лицо старухи стало другим – молодым и гладким, что седые волосы, выбивающиеся из-под черного платка, стали огненно-рыжими, а тусклые зрачки – ослепительно синими в щелочках смеющихся глаз, но наваждение тут же исчезло. Старуха-монашка перестала смеяться и сказала, что она – Настоятельница этого монастыря Преподобная Екатерина, что Ксюха видит ее сейчас в первый и в последний раз, но что она, Екатерина, видела Ксюху многократно в течение очень долгого времени и будет видеть и впредь, и что она, Настоятельница, желает сейчас самолично крестить Ксюхиного Мальчика, и что ее сан ей это позволяет. Настоятельница повела Ксюху, держащую Костю на руках, к Нянге.
9. Настоятельница спустилась к реке возле старого моста, как раз там, где Ксюха и зимою, и летом ловила рыбу, поскольку именно под мостом клевало лучше всего. Ксюха шла следом. Неизвестно откуда, разве из воздуха, монахиня достала кисточку и баночку с елеем и прежде всего освятила Нянгу. Таков обряд крещения. Вы, дорогие мои, могли бы подумать, что Нянга, неистощимо текущая сквозь все наше правдивое повествование, освящается в первый раз, но это было бы ошибкой. Ксюха не знала, а мы можем авторитетно свидетельствовать, что Нянга освящалась многократно – и в те годы, когда Катя была послушницей, и после ее пострига, и в долгие, почти тридцать лет, годы, в которые Катя служила Настоятельницей, потому что каждый раз перед Крещенским купанием воду надобно освящать.
10. Велев Ксюхе распеленать Ребенка, Настоятельница помазала елеем его лоб, грудь, уши, руки и ноги, сказавши: «Помазуется раб Божий Константин елеем радования во имя Отца, и Сына, и Святаго духа. Аминь». Потом старуха протянула руки, и Ксюха бесстрашно положила на них улыбающегося Костю. Трижды окунала живая Катя мальчика в холодную еще по началу-то лета Нянгу, говоря: «Крещается раб Божий Константин во имя Отца, и Сына, и Святаго духа… Аминь…» Мальчик, получивший имя от Господа, гукал – смеялся, Ксюха, крестясь, тоже радостно смеялась, и даже старуха-настоятельница, вдруг прижавши мокрого Ребенка к груди, засмеялась молодым беззаботным смехом. Елея и кисточки уже не стало в ее руках. Ксюха протянула Настоятельнице заранее заготовленный деревянный крестик на льняной веревочке, та взяла крестик и прочитала над ним две молитвы. Скажем лишь, что в этих молитвах Настоятельница просила Господа влить небесную силу в крест, и чтобы этот крест охранял не только душу, но и тело носящего его от всех навет вражьих, колдовства, чародейства и прочих злых сил. Освятив крестик, старуха надела его на Костю. Потом из воздуха Настоятельница взяла белую рубашечку, и ее тоже надела на Костю. Продолжая счастливо смеяться, Ксюха услышала: «Облачается раб Божий Константин во имя Отца, и Сына, и Святаго духа. Аминь».
