Еще в Глухово-Колпаково блистательно функционировали филиал Московского медицинского института, собственный Глухово-Колпаковский индустриальный институт, не так давно, согласно веянию времени, переименованный в Университет, строительный и химического машиностроения техникумы, медицинское училище при филиале мединститута, две музыкальные школы, десяток обычных филиалов Сбербанка и несколько филиалов других банков, а также Первый Глухово-Колпаковский банк… Между нами, дорогие мои, Первый Глухово-Колпаковский он же был и последний. Еще имелся в наличии Инновационный банк VIMO.
Но это в сторону, да, в сторону. Тем более обо всем, что связано с VIMO, – потом, потом. Не торопите нас.
Ну и, конечно, вокзал и все, что связано с железной дорогой. Вокзал, как вы сами понимаете, дорогие мои, совершенно особый объект силового прикрытия, так что мы сюда даже не станем напрасно соваться. Уж тут все у Овсянникова схвачено было, как полагается. Как и, например, в автобусном парке. Да и вообще…
Банковские, промышленные и административные потоки прочно контролировал губернатор Голубович, как ему и положено было по должности и по понятиям, а Голубовича контролировал Овсянников, как тому и было положено по должности и по понятиям. Овсянниковские сотрудники, тайные и явные, прилежно трудились, разумеется, во всех губернских учебных заведениях, фирмах и на предприятиях промышленности и транспорта в соответствии со штатным расписанием.
Но мы же не о финансовых потоках вам тут взялись рассказывать, дорогие мои. И не о видимом и, тем более, о невидимом административном управлении в маленькой российской губернии. Если честно сказать, – а мы в нашем предельно правдивом повествовании никогда не врем, – если честно сказать, плевать нам на финансовые потоки и административное управление. Неинтересно нам это. Мы пишем историю, во-первых и в главных, разумеется, о любви, а во-вторых, совсем о другом, куда как более прекрасном потоке, чем какой-то мерзотный финансовый.
Так что вернемся к Овсянникову. Мы только можем тут добавить, что, например, истинный владелец Первого Глухово-Колпаковского банка Овсянникову был известен, а вот настоящий владелец Инновационного банка VIMO – как раз нет, хотя бы потому, что обретался оный владелец вовсе не в Глухово-Колпаково. Ну, и хватит про банки! Хватит! Овсянникову неизвестно, а нам откудова знать?
Единственное в области приличное шоссе к Узлу и в село Кутье-Борисово недалеко от бывшего монастыря Овсянников контролировал и регулярно об этом контроле отправлял наверх донесения. Еще в окрестности, на окраине города, имелся химзавод – небольшой, штамповали пластмассовые стулья и столы, а недавно из той же пластмассы начали на паях с несуществующей – это в Управлении точно знали, что с несуществующей – на паях с несуществующей французской фирмой «Сhaperon Rouge» духи выпускать под маркой «Chanel № 6», так на заводе, значит, работал Первый отдел в лице двоих сотрудников – начальника и секретарши; завод Овсянников тоже прикрывал. Отношения между начальником Первого отдела и его секретаршей в Управлении были известны. Истинные, а не номинальные владельцы завода, как и владельцы всех остальных очагов глухово-колпаковского капитализма, в Управлении тоже были известны. Остальное не требовало особой заботы – мебельная фабричка, такая же маленькая пищевая, выпускающая маргарин «Kолпаковский», отправляющийся весь прямиком в Питер – в области собственный маргарин не жрали, – обе музыкальные школы, драмтеатр и прочее в городе, а также и все сёла и деревни в окрестости – это интересовало Овсянникова не более, чем в рамках постоянной рутинной отчетности.
Кстати, по поводу духов. Что такое Сhaperon Rouge, нам доподлинно известно – Красная Шапочка. Также известно из многочисленных анекдотов, помимо сказки Перро, про ее, Красной Шапочки, поведение. А вот из какой субстанции на заводе пластических масс производили духи, известно только в УФСБ по Глухово-Колпаковской области. Кто подписывал бумаги от имени «Сhaperon Rouge», нам неизвестно. А им известно. Ну, вот, жизнь так устроена, дорогие мои. Будем считать, что это весь глухово-колпаковский народ учредил «Красную Шапочку».
Сейчас полковник, нисколько не вспоминая про замечательную косметическую инициативу населения, еще раз покрутил перед собою пальцами. Нечто неприятное он почувствовал сейчас. Профессиональная интуиция подсказывала: ждать беды. Он даже нахмурился, каковой мимики обычно не позволял себе. Беда сейчас полковнику вовсе – можете Вы себе представить? – оказалась бы ненужной, поскольку со дня на день на самый верх должно было уйти на него представление – к генеральскому званию.
Был Овсянников приятного вида, несколько полным для своего возраста блондином с круглым, обычно улыбчивым лицом. Вам даже можем мы сообщить, что очень был Овсянников похож на актера Михаила Жарова – помните вы такого? – в лучшие его, Жарова, молодые годы.
Вместе с гостями, конечно же, прибыли, как положено, и гласные, и негласные сотрудники Центрального Управления, и то же гласное и негласное сопровождение прибывших входили в само собою разумеющиеся, предусмотренные инструкцией обязанности Овсянникова, но это вот, дорогие мои, несколько необычное, из стандартного ряда вон указание об особом чекистском обслуживании гражданина Королевства Великобритании и Северной Ирландии Маккорнейла Майкла Тристрама Уильяма 1959 г. р., указание, которого вполне можно было бы не давать, но которое было отдано знающему свое дело молодому и перспективному главе областного Управления – указание о чем-то несомненно свидетельствовало. О чем?
Овсянников нажал нужную кнопку на многоканальном телефоне-селекторе и сообщил, что он, Овсянников, немедленно отправляется на встречу с агентом Пирожковым. Это был глубоко законспирированный, никому не известный, кроме самого Овсянникова, личный агент. Таковыми обладать по инструкции было необходимо, вот Овсянников и завел себе. В Управлении знали только кличку агента, а номер телефонной его симки оставался неизвестным тоже. Вот так вот, а вы как думали, дорогие мои? Ловить шпионов, так ловить.
– «Жигуля» к задним воротам, – приказал еще полковник в селектор. – Без водителя.
– Есть.
– Вечером что, Сережа, дождь обещали? – еще спросил Овсянников у селектора.
– Никак нет, Вадим Петрович, дождя не обещали. Вёдро, – отвечал селектор.
– Добро.
Овсянников, хрустя суставами, потянулся в кресле, потом открыл дверцу в столе, вытащил плоскую белую коробочку, достал из нее робмовидную голубого цвета таблетку, бросил в рот, запил водой из графина. Тем временем все в Управлении уже забегали, как намыленные: чтобы Начальник вызывал «жигуль» и сам собирался садиться за руль – такое наблюдалось тут чрезвычайно редко. Ну, чрезвычайно редко. Мы можем вам совершенно точно сообщить, что – никогда. Никогда прежде не садился Овсянников сам за руль! Потому что не царское это дело, дорогие мои – сидеть за рулем «жигуля». Так что эксклюзивость события и, главное, еще предстоящих событий прочувствована была полковником и всеми его подчиненными сразу и бесповоротно.
Еще немного подумавши, полковник вызвал дежурного. Тот через полминуты встал в дверях.
