Вэнс заговорил не сразу – несколько минут он испытующе взирал на китайца.
– Как ваше имя?
– Лян, – последовал тихий, едва слышный ответ.
– Назовите полное имя, пожалуйста.
Китаец выдержал короткую паузу:
– Лян Цун Вей.
– Хорошо. Насколько я понял, вы служите в доме Коу поваром.
– Моя повар.
Вэнс испустил вздох, легкая улыбка мелькнула на его лице.
– Не валяйте дурака, мистер Лян. Этот ваш пиджин-инглиш отнюдь не будет способствовать взаимопониманию. – Вэнс не спеша прикурил. – И не стойте, как статуя. Здесь хватает стульев.
Китаец пригасил блеск в глазах, медленно поднял взор на Вэнса. Поклонился, сел в кресло между дверью и стеллажами.
– Спасибо, – сказал он на чистейшем английском. – Полагаю, вы намерены задать мне несколько вопросов из-за трагедии, что имела место здесь вчера вечером. К моему великому сожалению, я вряд ли смогу пролить свет на события.
– Откуда вы знаете, что здесь случилась трагедия? – спросил Вэнс, глядя на кончик сигареты.
– Я готовил завтрак и слышал, как дворецкий говорил об этом по телефону.
– Ах да, конечно… Скажите, мистер Лян, вы давно живете в Штатах?
– Всего два года.
– Вас привело в эту страну влечение к американской кухне?
– Вообще-то нет, даром что сейчас я изучаю западные обычаи. Видите ли, западная цивилизация весьма интересует определенную группу моих соотечественников.
– Вероятно, не меньше их интересуют редкие церемониальные предметы китайского искусства, похищенные из китайских храмов и гробниц.
– Вы правы, мой народ до сих пор не может смириться с этой утратой, – отвечал китаец.
Вэнс кивнул понимающе, секунду помолчал.
– Где вы учились, мистер Лян?
– Сначала – в Имперском университете Тяньцзиня, затем – в Оксфорде.
– Осмелюсь предположить, что вы член партии Гоминьдан.
Китаец в знак согласия склонил голову:
– Я действительно состоял в этой партии. Но осознав, что идеалы русских укореняются в головах моих соотечественников, вытесняя идеалы Тан и Сун, я вступил в организацию Дадаохуэй
[14]. Однако дело в том, что по типу темперамента я – последователь Лао-цзы, а мои товарищи в основном были конфуцианцами. Я понял, что мой идеализм неуместен там, где царит истерия, и очень скоро полностью завязал с какой бы то ни было политической деятельностью. Я продолжаю верить в культурные идеалы великого Старого Китая и надеюсь дожить до того дня, когда философские изречения из «Дао Дэ Цзин»
[15] восстановят в моей стране равновесие духа и разума.
Вэнс этот пассаж не прокомментировал, только спросил:
– Как случилось, что вы нанялись к мистеру Коу?
– Я прослышал о его коллекции китайского фарфора и прочих ценностей, о его глубоких познаниях в восточном искусстве и подумал, что атмосфера в этом доме будет мне импонировать.
– И она импонировала?
– Не совсем. Мистер Коу был человеком скрытным и эгоистичным. В нем жила страсть к накопительству, алчность. Свои сокровища он прятал от всего света.
– Коллекционеры всегда так поступают, – заметил Вэнс и, приподнявшись на стуле, зевнул. – Кстати, мистер Лян, в котором часу вы вчера ушли из дома?
– Приблизительно в половине третьего, – со смирением ответствовал китаец. Лицо его стало непроницаемым, как маска.
– А вернулись когда?
– Незадолго до полуночи.
– И в промежутке вы не приходили в дом Коу?
– Нет. Я навещал друзей, которые живут на Лонг-Айленде.
– Друзей-китайцев?
– Да. Они будут рады подтвердить мои слова.
Вэнс улыбнулся:
– Не сомневаюсь… А как вы вернулись – через парадную дверь или через черный ход?
– Через черный ход. Я пересек двор и вошел в дверь, что предназначена для посыльных и слуг.
– Где находится ваша комната?
– Я занимаю помещение, смежное с кухней.
– Вернувшись, вы сразу легли спать?
Китаец на миг заколебался:
– Нет, не сразу. Я вымыл посуду за мистером Коу, который ужинал дома, а потом заварил себе чаю.
– Вы случайно не видели вчера вечером мистера Брисбена Коу?
– Мистера Брисбена Коу? – удивился китаец. – Дворецкий сказал мне сегодня утром не готовить завтрак на его долю, потому что мистер Брисбен уехал в Чикаго… Разве он был здесь вчера вечером?
Вэнс проигнорировал вопрос.
– Отходя ко сну, вы не слышали никаких звуков?
– Нет, не слышал. Но только до приезда мисс Лейк. Она – весьма шумная особа и обычно не заботится о спокойствии окружающих. Примерно через четверть часа после мисс Лейк вернулся мистер Грасси. Других звуков не было.
До сих пор Вэнс обращался к китайцу с уважительным дружелюбием; теперь манера его изменилась. Взгляд стал жестким, сам Вэнс расправил плечи, подался вперед. Когда он заговорил, в голосе отчетливо слышалась холодная непреклонность:
– Мистер Лян, в котором часу вы вернулись вчера в дом Коу в первый раз?
Взор китайца устремился вдаль, стал непроницаемым. Длинные тонкие пальцы, словно шелковые щупальца, заскользили по кресельным подлокотникам.
– В первый раз? Не понимаю. Я вернулся в полночь.
Вэнс не смутился и не отвел пристального взгляда.
– Разумеется, вы вернулись в полночь – Гэмбл вас слышал. Но я говорю о вашем первом возвращении в дом. Предположительно в восемь часов вечера.
– Очевидно, вы что-то путаете, – произнес Лян, не меняя ни интонации, ни выражения лица.
– Что предстало вашему взору в этой самой комнате в восемь часов вечера?
– Как моему взору могло предстать что бы то ни было, если я сам был в совершенно другом месте? – последовал хладнокровный ответ.
– Вы увидели мистера Арчера Коу, не так ли? – упорствовал Вэнс.
– Уверяю вас…
– Мистер Арчер Коу был не один. С кем он был?
– Я находился в другом месте.
– Возможно, вы заглянули в спальню мистера Арчера Коу? – продолжал Вэнс более мягким, но настойчивым тоном. – И подумали, что лучше вам скрыться из дому на несколько часов. Вы и скрылись, и вернулись только в полночь.
