Лян долго медлил, прежде чем ответить. Добрых полминуты он взирал на вазу, затем перевел взгляд на Вэнса.
– Никогда прежде я не видел этой вазы, – выдал наконец Лян.
– Поразительно! – Вэнс вернул монокль в карман. – И тем не менее вот она, красуется на почетном месте, словно кичась собственной дешевизной перед каждым, кто входит в комнату… Крайне любопытно.
Маркхэм, который до сих пор едва сдерживал досаду на неуместные, по его мнению, экскурсы в историю китайского фарфора, теперь заговорил:
– Может, вы, Вэнс, и находите удовольствие в этой дискуссии, но лично меня всякие китайские штучки не интересуют. Какое отношение ваза может иметь к убийству братьев Коу?
– Именно это, милый Маркхэм, – вкрадчиво ответил Вэнс, – я и пытаюсь выяснить. Видите ли, какое дело – Арчер Коу никогда не включил бы в свою ценнейшую коллекцию такую вещь, как ваза эпохи Даогуан. Тогда откуда она тут взялась? Не понимаю. Совсем не понимаю. С другой стороны, мы имеем фрагмент некоего восхитительного сосуда эпохи Сун. И я вполне могу представить Арчера Коу, замирающего от гордости и восторга над этим сосудом.
– Все равно не вижу связи, – возразил Маркхэм.
– И я не вижу, милый Маркхэм, и я тоже! – Вэнс вдруг посерьезнел. – А связь между тем наличествует. И имеет огромное значение. Ключевое, я бы сказал. Это, Маркхэм, очередной элемент нашей головоломки, которому мы пока не нашли места.
– Почему вы так говорите?
– Потому что фрагмент вазы дин-яо обнаружился как раз там, где вчера сидел Арчер Коу. Более того, фрагмент был спрятан под керамическим изделием, которого Арчер Коу не потерпел бы в своей библиотеке.
Вэнс помолчал и мрачно добавил:
– А еще, Маркхэм, на этом осколке фарфора застыла кровь.
Глава 9. Под угрозой ареста
(Четверг, 11 октября 12.45)
Лян был отпущен с условием не выходить из дому. Дожидаясь доктора Доремуса, мы подискутировали насчет происхождения крови на фарфоровом осколке и насчет отношения Ляна к двойному убийству. Дискуссия, хоть и краткая, выявила, что Вэнсу понятно не больше нашего, и, пока патологоанатом не вынес заключение, нам остается только строить догадки.
Хис проникся к китайцу неприязнью. Вэнсу он так и сказал: найдись хоть малейшее доказательства того, что Лян накануне возвращался в дом между половиной третьего и полуночью, он, Хис, отправил бы его в участок. Уж мои ребята, заявил Хис, выколотили бы правду из узкоглазого.
Вэнс такой поспешности не одобрил:
– Мы только время на этом потеряем, сержант. Жесткими методами из Ляна ничего не выколотить, как вы изволили выразиться. Китайцы – это вам не европейцы и не американцы. Если уж китаец решил молчать, его никакими известными человечеству пытками не расколешь. Эта нация веками воспитывалась на принципах буддизма; стойкость у них в крови. Лян на вашем допросе с пристрастием и бровью не повел бы. Нет, к данной проблеме надо подходить иначе.
– Мистер Вэнс, вы же сами уверены, что узкоглазый появился в доме раньше полуночи и знает что-то важное.
– Совершенно уверен.
– Может, это Лян напялил на мертвого Коу халат.
– Я не только не исключаю подобную вероятность – я ее всесторонне обдумываю, – кивнул Вэнс.
В дверях появился Берк.
– Там узкоглазый наверх пошел, – доложил он сержанту. – Задержать его?
Хис напрягся, сердито посмотрел на Вэнса, буркнул:
– Ну и что вы на это скажете?
Тут из столовой в холл шагнул Гэмбл, и Вэнс заговорил с ним:
– Что вашему повару понадобилось на верхнем этаже, Гэмбл?
Дворецкий смутился и ответил подобострастным тоном:
– Я велел ему отнести ленч мисс Лейк и забрать посуду после завтрака. Я неправильно поступил, сэр? Вы же сами велели мне возвращаться к моим обязанностям…
Вэнс сменил гнев на милость:
– Когда Лян спустится, передайте ему, чтобы оставался на кухне. И сами не вздумайте ходить наверх.
Гэмбл поклонился и пошел в столовую. А минутой позже прибыл, в отвратительном настроении, доктор Доремус. Едва удостоив нас кивком, он злобно воззрился на сержанта:
– Нет, каково? Сначала вы портите мне завтрак, потом отвлекаете от ленча… Вы что, сами никогда пищу не принимаете?
Сержант осклабился; годы знакомства с язвительным Доремусом научили его не принимать близко к сердцу выпады доктора.
– Я сижу на диете. Не желаете осмотреть труп?
– А зачем, по-вашему, я сюда приехал? – прошипел Доремус.
– Тогда ступайте за мной.
Хис торопливо вышел из библиотеки и зашагал по коридору.
В гардеробной язвительность и недовольство доктора Доремуса испарились. Как и подобает профессионалу, патологоанатом склонился над мертвым телом. Мы наблюдали из дверного проема.
– Он мертв, – констатировал Доремус. – Впрочем, это мог установить даже сотрудник убойного отдела.
Хис изобразил удивление:
– Неужто? А мы думали – прикидывается!
Доремус только фыркнул:
– Беритесь за плечи, сержант.
Вдвоем с Хисом они втащили труп в библиотеку и уложили на диван. Во второй раз за день Доремус приступил к своим мрачным обязанностям; во второй раз за день я получил возможность убедиться в его профессионализме.
– Вы можете определить, доктор, кто из братьев погиб первым? – спросил Вэнс.
Доремус, проверявший степень окоченения шеи и конечностей, взглянул на часы.
– Запросто. Первым умер Арчер Коу. Степень окоченения практически одинаковая. Правда, с тех пор, как я осматривал первого, почти четыре часа прошло. Могу сказать, что Брисбен Коу скончался двумя-тремя часами позже брата.
– Допустим, вчера в девять вечера? – предположил Хис.
– Очень возможно. – Доремус вновь склонился над трупом. – Хотя лично я считаю, что Арчер умер около восьми вечера, а Брисбен – часов в десять…
Через некоторое время он выпрямился и мрачно взглянул на Маркхэма:
– Вам известно, от чего погиб этот человек?
Маркхэм отрицательно покачал головой:
– Нет. И от чего же?
– От удара в спину! Как и его брат. Удар пришелся практически в то же место.
– Каким оружием нанесен удар?
– Вероятно, оружие было одно. Тонкий, острый четырехгранный клинок. Только в случае с Брисбеном Коу имело место наружное кровотечение. Он потерял очень много крови.
– Полагаю, смерть наступила мгновенно, – заметил Вэнс.
Доремус кивнул:
