Император выдержал положенную каноном паузу и громко сообщил:
– Ты прощена. Вины с тебя сняты.
Женщина поклонилась и опрометью бросилась с арены. Что она там такого натворила, Виктор, естественно, не знал, но мог предположить, что дело случилось не шуточное, если представительница первой дюжины вынуждена была просить прощения у самого императора. Теперь один за другим на арену стали выходить другие «провинившиеся», естественно, без одежды, как того требовала традиция, и император отпускал им «вины». Ряд их был длинен, а вины не оглашались, так что Виктор уже было заскучал, когда знакомое имя вырвало его из лап тупого оцепенения, в которое наверняка впал не один он.
– Герцог Йёю, – объявил глашатай, и перед императором предстал ссутулившийся и покорно склонивший голову блистательный Лауреат. Впрочем, сейчас он не блистал. Максимум, на что могло рассчитывать это жалкое существо, это на звание «блудного сына». Старого и сильно блудного сукина сына, нагрешившего «от пуза», но зато и кающегося «от души».
«Да, – констатировал Виктор, рассматривая «несчастного» Йёю. – Что есть, то есть. Талант не пропьешь!»
Оказалось, однако, что старался Йёю не напрасно. Их компаньона ожидало целых две милости. Во-первых, Йёю был прощен, что было ожидаемо, раз уж он здесь появился. А во-вторых, император повелел внести книги Лауреата в Сияющий Чертог.
«Не хило, – усмехнулся Виктор. – Парня заживо записали в классики».
Насколько Виктор знал, живых классиков, кроме Йёю, сейчас в империи просто не было. Ну что ж, как минимум один из пайщиков их «безнадежного предприятия» что-то такое получил; впрочем, то, что герцог получил свободу, для их дел было гораздо важнее. А награды… звездопад только начинался, и Виктора ожидало впереди удивление посильнее этого.
Когда очередь милостиво прощенных иссякла, на черные плиты арены вышла совершенно неожиданная «делегация». Скованные очень зрелищно смотревшимися тяжелыми цепями, перед императором явились два десятка той’йтши. Большинство из них были старыми, но мелькнуло и несколько молодых лиц, среди которых Виктор, к немалому своему изумлению, узнал Меша.
– Зачем вы пришли сюда, люди той’йтши? – грозно вопросил правый глашатай.
«Даже так? – не поверил своим ушам Виктор. – Если я не ослышался, он назвал их людьми!»
– Люди той’йтши просят милости императора. Они хотят быть не только рабами, но и слугами Блистающего, – объяснил левый глашатай.
«Ого!» – Виктор был ошеломлен. И не один он, если судить по едва слышному, но вполне явственному шороху, прошедшему по рядам гостей, словно ветер тронул мимолетно кроны лесных дерев.
Такого, насколько знал Виктор, не случалось уже больше двух с половиной тысяч лет, как раз с тех пор, когда было построено новое Собрание. Тогда три побежденных аханками народа, иссинцы, гегх и войх, получили равноправие. Но то были люди, в человеческой природе которых, по большому счету, никто не сомневался, а здесь речь шла о рабах по определению.
– Да будет так! – возвестил император. – Заслуживающие свободу должны ее получить.
Император сделал жест левой рукой, и третий глашатай начал зачитывать Большую Милость императора Ахана, данную им в день Благословения Вод 2983 года от основания империи. Собравшиеся слушали Милость, затаив дыхание. Эта Милость была немыслима, она вносила новые краски в жизнь империи, она ломала устоявшиеся нормы и возводила новые. Это был один из тех указов, которые коренным образом меняют свод законов государства, и прежде всего, святая святых неписаной имперской конституции – определение гражданина. Конечно, той’йтши гражданства не получили, но вольноотпущенники и их дети получили статус жителей. Это было серьезное нововведение, и данное в Милости определение жителя наделяло той’йтши практически всеми правами, которые имел аханский плебс.
«Да, ребята, – мысленно покрутил головой Виктор. – Как бы вам не вляпаться. Так и революцию схлопотать недолго».
Но, как выяснилось, с выводами он поспешил. Империя еще не разучилась рулить и править. И свобода имела и свою немалую цену, и свои кандалы и вериги на всем, что выступало.
Едва храмовые слуги успели снять с «несчастных» той’йтши тяжелые, отнюдь не бутафорские, цепи, как левый глашатай приступил к изложению второй части императорской Милости, снимавшей противоречия, разъяснявшей, устанавливавшей, разрешавшей то и это, а это и то, напротив, запрещавшей. Теперь выяснялось, что общины той’йтши получают официальный статус во всех мирах империи, но, одновременно, возрастает контроль над ними со стороны властей, а поддержание порядка в общинах перекладывается на собственные полицейские силы той’йтши, которые, однако, подчиняются имперской полиции и ею же контролируются. Лидеры общин – а это и были двенадцать стариков той’йтши – получали места в советах общин колоний, но лишь в качестве наблюдателей. В Тхолане учреждалось министерство по делам той’йтши, и «представитель» той’йтши входил на равных правах в Совет Миров, но и министр и представитель должны были быть гражданами империи, и назначал их лично император, а той’йтши могли выступать лишь как советники при этих высших должностных лицах. Возрастали налоги. Появлялись новые обязанности, такие, например, как служба во вспомогательных частях императорской армии. И, наконец, главное. Милость предусматривала создание двух протекторатов той’йтши: одного в системе Мухи и другого в системе Богомола. Обе системы находились на границах разведанного космоса, так что их освоение и заселение было выгодно и с экономической, и с военной точки зрения. Кроме того, создание протекторатов должно было буквально вымести основные массы той’йтши из коренных миров империи, отправив их на отдаленные границы, в протектораты, которые в равной мере были удалены как от Той’йт, так и один от другого.
«Вот же жуки!» – почти с восхищением подумал Виктор, когда чтение параграфов Большой Милости подошло к концу. Той’йтши получили свободу, и от одного этого должны были чувствовать себя на седьмом небе, но империя-то приобретала гораздо больше. Много, много больше.
«А что же Меш? – встрепенулся Виктор. – Ведь не просто так его включили в “делегацию”»?
Но о Меше ничего сказано не было, хотя для всякого, кто знал символику такого рода действ, было очевидно, без «подарков» – и, возможно, весьма ощутимых «подарков» – Меш не останется.
Между тем время императорских Милостей подошло к концу, и неумолимо приближалось время оглашения Большой Императорской Воли, но между тем и этим церемония дня Благословения Вод предусматривала минуту-другую для получения императорских Дач и Даров, согласно Малой Императорской Воле.
– Да будут отмечены достойные! – сказал левый глашатай.
– Да не будут забыты верные, – откликнулся правый глашатай.
– Воздаяние за вины, награда за рвение, – возвестил третий.
– Да будет так! – сказал император, и по рядам гостей императора прошла волна оживления. Слова Светоносного означали, что получившие перед началом церемонии золотые, серебряные, белые и черные конверты могут их наконец вскрыть.
