– Сможешь меня тенью укрыть? – нахмурилась Леля, сжала зубы, а голубые глаза полыхнули злым огнем. Помнила она Велену, хорошо помнила. Я головой качнула. – Нет. Надо другой способ придумать. На человеке такой морок долго держать только демон может, мне сил не хватит.
– Придумаем, – хитро улыбнулась моя сестричка, знать, задумала что. Я пока вникать не стала, решила для начала местность разведать, осмотреться. Вылезла из бадьи, вытерлась, снова в платье влезла. Сняла с Теньки поводок. Лучше бы птицей, конечно, округу пролететь, но Саяна старая, спит уже, взлетев на притолоку привычно, а в неведомую пичугу я входить опасалась, не нравилось мне что-то в Ивушках. Потому погладила хлессу по голове.
– Прогуляемся… – обернулась к Леле. – Поужинаете и спать ложитесь, меня не ждите. Таиру скажи, что я, уставши, заснула раньше.
Улеглась на узкую кровать и глаза закрыла. Вышла из тела, вошла в Теньку. И сразу нахлынули на меня чувства звериные, снизу вверх на Лелю посмотрела. Она кивнула, открыла мне дверь. Я побежала на мягких лапах вниз по лестнице, увернулась от холстины кухарки.
– Уууу, понаехали с псинами, словно на псарню, а не в приличный дом, – проворчала та вослед. Тенька хотела огрызнуться, рыкнуть, да я не позволила. Выскочила из дома да понеслась через двор, к щели в заборе.
Мгла вечерняя уже потянулась густым маревом, вылилась на землю чернью. Но звезд не видно, затянуто небо сизыми низкими тучами, словно и не весна нынче, а глубокая осень. Я потрусила неспешно мимо домов, вдоль оград да каменных стен, околиц и порожков. За Ивушками уже припустила, радуясь свободе и рыхлой земле под лапами. Толчок, рывок, Тенька повизгивала по-щенячьи, и на миг я отдалась звериной радости, но как только хлесса метнулась в сторону камышей, унюхав утку, я ее придержала, направила в сторону, туда, где мягко светились окна. Пробежала вдоль бережка, увязая в суглинке, порыкивая от нетерпения.
Княжий дом стоял на пригорке. Большой, красивый – загляденье, а не дом. С резными ставнями, колоннами и лепниной, изображающей гирлянды цветов и гроздья винограда, по углам сидели каменные чудища – вечные стражи, а с крыши поглядывал зорко ястреб. Я села невдалеке, почесала задумчиво лапой за ухом. Фыркнула. Принюхалась. Потрусила тихонько к дому. Стражи живые тоже имелись, стояли на посту, смотрели по сторонам лениво. На шавку подзаборную шикнули, прогнали, да я не обиделась. Побежала вдоль забора, туда, где начиналась ограда сада. Разрыла лапами мягкую землю, пролезла под забор. Сад этот я всегда любила – когда вишни цвести начинали, могла сидеть часами, смотреть на бело-розовое облако лепестков, сладость вдыхать. И потому сейчас опешила, увидев, что половина деревьев сухие стоят, искореженные. Лизнула один из стволов задумчиво. Словно соки все из деревца вытянули, жизнь отобрали. Не сдержалась, рыкнула по-звериному.
Знакомый запах ветер услужливо принес, направление указал да унесся пугливо. И ему тут не нравилось, улетел на простор озерный.
Я носом повела, принюхиваясь, пошла осторожно. Голоса заслышала издалека, прижалась к земле, сливаясь черной шерстью с грязью весенней. Подползла ближе, замерла, на служителя глядючи из-за веток боярышника. Он стоял боком, в своей привычной темной одежде, волосы светлые так же в хвост веревкой стянуты. Руки за спиной сцеплены. Обернулся на миг, осмотрел сад, нахмурившись. Я дыхание затаила. Глаза у Ильмира другие стали. Все та же синь, да только от тепла и света ни капли не осталось. Лед в глазах стылый да темнота. Словно ночь зимняя – колючая и недобрая.
Рядом на резной скамеечке Велена сидела, обрывала тонкими пальцами лепестки красной розы. Я вздохнула тихонько. Вот уж где красавица писаная, я даже с рыжей косой рядом с такой – простушка. Сама Весенняя Дева мимо Велены пройдет – оглянется завистливо. И косы у нее золотые, как солнце, и глаза, словно изумруды лучистые, и кожа белая с чистотой снега спорит. Одним словом – чаровница. Княжна поправила платье светлое, улыбнулась Ильмиру, тронула нежно ладонью.
– Что снова хмурый вернулся? – И голос напевный, словно чистая реченька. – Или не рад свою невесту увидеть?
– Рад, – служитель снова оглянулся на сад, а я сжалась под кустом.
– Совсем ты себя не щадишь, Ильмир, – в нежном голосе красавицы проскользнула насмешка, – всю зиму по лесам и болотам, как зверь лесной носишься. Дело, конечно, правильное делаешь, так и отдыхать ведь надо. О свадьбе подумать, о делах семейных.
– Подумаю после, – отозвался он равнодушно.
Велена улыбнулась чарующе.
– Да одежду сменить тебе надо, не пристало в такой, не по статусу.
– Статус мне не важен, – хмуро сказал Ильмир. – Кем был, тем и останусь, прости, Велена.
– Я не сержусь, – пропела красавица, снова тронула его ладонь, отчего я зубами скрипнула, – стол накрыт, пойдем уже. К вечеру снова похолодало, весна у порога, да все мимо пока… Кстати, глупую Марфу я все же выгнала, дура криворукая…
– Зачем? Я ведь просил ее не трогать…
Голоса удалялись, становились глуше, таяли в надвигающемся ночном мраке. Я села, почесала лапой за ухом, рыкнула. Да уж, не зря Шайтас веселился, на мой договор соглашаясь. Тенька заскулила жалобно, почуяв мою боль, тряхнула головой и потрусила обратно к подкопу у забора. Я ее уже не держала, не направляла, позволила хлессе побегать да лапы размять, за рысаками и утками поноситься. Вся в тине и грязи возле озера измазалась, свежатинки нажралась и довольная улеглась под осиной, положив морду на сложенные лапы.
Хлесса дремала, а я раздумывала. За озерами много деревьев сухих, и сама вода не зеркальная, а стылая, пустая. Ни одной водяницы там нет. И духа лесного я не учуяла, да и земля мертвая. Трава взойдет и даже цветы, но силы в почве нет почти, а это признаки недобрые…
Когда посветлело небо, я Теньку разбудила да в Ивушки побрела.
Дошла до места, где стоял когда-то дом, в котором мы с Лелей выросли, красивый был… А теперь так и стоит черный остов, что остался после пожара. Тенька заскулила, почувствовав мое состояние. Посидев немного на пепелище, я побрела обратно к харчевне.
* * *
Очнулась в своем теле и сразу поморщилась от громкого шепота. Детишки ругались, Таир аж шипел от негодования, да и Леля не отставала.
– Погоди, проснется Шаисса, получишь на орехи, глупая! – возмущался мальчишка. – Где это видано такое? Чтобы девчонка да без косы? У меня и то волосы длиннее… Позор один! Смотреть противно!
– Так отвернись! – сердилась Лелька. – Я для дела!
– Какого дела? Спрятала бы под шапку и все!
– Ага, днем солнце печет почти по-летнему, а я в шапке? Придумал…
– Шаисса нас убьет… – тоскливо пробурчал Таир.
Я глаза открыла, села на кровати, осмотрела испуганно притихших деток. Да, сестричка моя учудила, конечно. Косу почти под корень отрезала, нарядилась в штаны с рубахой. Была девчонка, стала пареньком. Смотрит на меня испуганно, хлопает ресницами длиннющими, девичьими, ждет, когда ругаться начну. А чего мне ругаться? Косу жаль, да права она. Так надежнее будет.
