– «Цесаревич», я – «Ангел», работу закончил, следую в Свеаборг, – сообщил я по рации нашим ребятам, наблюдавшим за всем происходящим с борта фрегата. – Оценили ее качество?
– «Ангел», ну ты даешь, – раздался чуть хрипловатый голос в наушниках, – тебе надо было позывной дать не «Ангел», а «Валькирия». Или еще лучше – «Змей-Горыныч». Ты один устроил тут настоящее Чесменское сражение. Противник повержен в прах и обращен в позорное бегство. На трех, нет, на четырех кораблях уже спустили флаги… Сдаются, значит. Остальные бегут, кто куда.
Я последний раз пролетел над тем местом, где разыгралось морское сражение. Русские парусники, конечно, попытаются кого-нибудь догнать, но если что, то остатки английского флота чуть позже зачистят «Бойкий» и «Выборг». В общем, если не считать десятка вражеских кораблей, которые до сих пор болтаются около Кронштадта и Ревеля, на Балтике у англичан и французов флота не осталось. Как тут говорят, полная виктория!
А теперь мы летим в Свеаборг. Жаль только, что там нет Оды. Соскучился я по ней. Влюбился, что ли?
Часть 6
Царский штандарт
17 (5) августа 1855 года.
Аландские острова. Борт БДК «Королев»
Мейбел Эллисон Худ Катберт,
пациентка
Когда Николас уходил, он обещал, что будет меня навещать как можно чаще. И вчера я, как дура, весь день ждала его прихода, уткнувшись в «Гордость и предубеждение». А его все не было и не было…
Алекс меня несколько раз приглашал на прогулку, говоря, что мне это будет полезно для здоровья, но я все мечтала, что вот-вот раздастся стук в дверь и на пороге появится предмет моих мечтаний.
Наконец, когда он сказал открытым текстом, что неплохо было бы погулять перед обедом, я неожиданно для самой себя спросила:
– Алекс, а вы не знаете, где может быть Николас?
Тот улыбнулся и сказал:
– Мейбел, он сейчас на другом корабле, на «Смольном». Я вам покажу этот корабль. А если Ник придет сюда, то не иначе как на шлюпке, и мы ее увидим. Если же он каким-то образом и проскочит, то я оставлю записку на двери, что вы на прогулке, и он найдет вас.
Я нехотя согласилась и не пожалела. На палубе я почувствовала себя другим человеком – ласковое солнце, прохладный ветерок, свежий морской воздух, а я сижу, как королева, на приготовленном для меня Алексом кресле из какого-то белого материала, похожего на слоновую кость. Алекс извинился, что не сможет оставить меня одну – таковы правила для посторонних лиц – и уселся рядом со мной на табуретку.
Вокруг нас стояли на якорях еще несколько железных судов разного размера и вида, но все без парусов и со странными решетками, штырями и шарами на мачтах. У всех у них был один и тот же флаг – белый с синим косым крестом, похожий на шотландский, только цвета у него были наоборот. Ближе к берегу стояли корабли англо-французской эскадры, но и на них развевались такие же флаги. А протоку все еще загромождали сгоревшие остовы двух англичан.
Алекс показал на один из кораблей:
– Мейбел, вон «Смольный».
Оттуда как раз уходила шлюпка, но в другую сторону. Мне показалось, что я вижу Николаса, но на таком расстоянии долговязая фигура в шлюпке могла быть кем угодно. Я посмотрела по сторонам – и вдруг заметила в футах в двадцати фигуру в форме, вот только под форменной блузой явственно угадывалась высокая грудь, а ниже вместо брюк была юбка.
– Девушка? – неуверенно спросила я.
– А у нас девушки где только не служат, – засмеялся Алекс.
Про себя я заметила, что первая русская, которую я увидела, была само совершенство – высокая, фигуристая и ничуть не толстая, с синими глазами, прекрасным личиком и длинными светлыми волосами. Я почувствовала себя гадким утенком, настолько она была красивее меня. Солнце из ласкового вдруг стало раздражающим, море – свинцовым, ветерок – холодным, и я сказала неожиданно сердито:
– Алекс, пошли отсюда, мне здесь надоело.
В кубрике меня ждал новый фильм, приготовленный для меня Алексом. Это была печальная история о двух влюбленных – Ромео и Джульетте. Я поначалу запротестовала, дескать, Шекспир – это скучно, язык старомодный и все такое. Дело в том, что в школе нам преподавали сюжеты из Шекспира по книге Чарльза и Мери Лэм «Истории из Шекспира». Мисс Ходжес, наша учительница по литературе, нам тогда сказала, что оригинал мы все равно не поймем, да и скучно он писал и не всегда прилично. А брат и сестра Лэм взяли от него лучшее. Алекс лишь усмехнулся:
– А вы все же посмотрите, Мейбел. Если вам не понравится, я вам другой фильм принесу.
Фильм я просмотрела на одном дыхании, а потом обнаружила, что сижу и плачу навзрыд. Эх, как близко было их счастье, и как нелепо погибли эти два молодых любящих сердца. Но, подумала я, может, и мне суждено любить так, как Джульетта – но непременно со счастливым концом. Тем более в моих мечтах Ромео уже имелся… Хотя в одном мисс Ходжес была права – там были сцены, о которых девушке из хорошей семьи даже говорить не пристало. Но почему-то в глубине души и мне захотелось того же, как я ни гнала эти мысли.
Когда фильм закончился, я попыталась читать Библию, наугад ее открыв, и сразу же попала на «Песнь песней» царя Соломона:
«Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною – любовь. Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви. Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня. Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, сернами или полевыми ланями: не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно».
Эх, даже библейский патриарх так красиво воспевал любовь… Так с Библией в обнимку я и заснула.
Проснулась я только тогда, когда мне кто-то тихо сказал:
– Завтрак, мисс.
Передо мной на столике стоял поднос, а рядом улыбался молодой человек в такой же форме, как и у Алекса.
– Здравствуйте, – сказал он, – меня зовут Игорь. Сегодня мое дежурство.
Ну и имечко, подумала я, но юноша был симпатичен, и я с улыбкой сказала:
– Здравствуйте, а меня, как вы, наверное, уже знаете, Мейбел. Очень приятно.
– И мне очень приятно.
– Игор, а не можете принести мне что-нибудь из Шекспира вместо этого? – и я протянула ему «Гордость и предубеждение».
То, что я увидела вчера на экране – Алекс мне еще сказал, что фильм был сделан с настоящим текстом Шекспира, – было настолько лучше, чем довольно-таки слащавый пересказ Лэм, что мне очень захотелось почитать что-нибудь в оригинале. Игор вскоре принес мне «Юлия Цезаря». Особенно меня порадовало, что к каждому незнакомому слову или выражению – а язык действительно очень сильно изменился за два с лишним столетия – приводилось объяснение, а иногда и целый исторический дискурс, курсивом с левой стороны страницы. Конечно, любви в этой трагедии не было, но я прочитала всю книгу на одном дыхании за каких-то два-три часа, с перерывом на обед, когда Игор отнял у меня книгу и отдал только после того, как я все съела.
