– Ты, наверное, права, – уныло ответила она.
Тут катер подошел к «Смольному», и мы расстались, договорившись, что я приду к ней с юбками завтра.
Попалась. Программа-минимум в отношении этого гада у меня уже успешно выполнена. Вряд ли у него что-либо теперь получится с этой дурой. Ведь любой ей подтвердит то, что мы с Ники ходили гулять в Стокгольм, а девочки – еще и о том, что он меня домогался: эту информацию я тогда успешно вбросила через двух сплетниц – одной в Юриной команде и одной в Колиной. А если нужно, приглашу к ней Валю, пусть про Машу расскажет, да и про его дружбу с Леной – Валя тот еще сплетник. Пусть этот янки попробует потом доказать, что он не верблюд. Да она его и слушать не будет.
Есть у меня и программа-максимум – если получится, то это будет вишенкой на торте. Я, конечно, не фанатка однополой любви, но кое-что умею. Первый раз у меня было нечто подобное с моей тезкой-администраторшей, которая и дала мне место в Юриной команде. Это было достаточно противно, в том числе и потому, что дама была толстая и страшная. Потом она, к счастью, уволилась и ушла на «Рен-ТВ».
А полтора года назад, пока Юра прохлаждался в Сирии, я узнала, что другая группа едет на Майдан, и что ей нужен переводчик с украинского. Ведь среди тамошних майданников были и такие, кто категорически отказывался говорить по-русски. Нахальство – второе счастье. Я наврала, что знаю неплохо украинский, хотя на самом деле я в последний раз говорила на нем еще в пятилетнем возрасте – у бабушки и дедушки со стороны отца, которые жили в Раве-Русской. Мама потом рассказала, что когда я приехала и стала обзывать других детей «кацапами» и «москалями», она решила меня больше туда не посылать. Больше я на Западную Украину не ездила, а деда с бабкой видела после этого случая всего один раз, когда они приехали к нам в Москву на две недели. Но общались мы уже в основном по-русски – маман строго за этим следила.
Но то, что они мне привили в то лето, можно охарактеризовать названием великого опуса пана Кучмы: «Украина – не Россия». На Майдане я погрузилась в атмосферу, которая заставила меня задуматься. Мне очень нравилось работать с Юрой, но ежу было ясно, что своего потолка в его команде я давно уже достигла. В процессе общения я познакомилась с самим Мустафой Найемом, который и намекнул, что для меня найдется работа и на «Громадском ТВ». Он же меня свел с одной из «муз революции», ставшей впоследствии большой шишкой на постмайданной Украине.
И когда пришло время возвращаться, я отпросилась на три дня, якобы навестить родню. Вместо этого я провела время в компании одного польского консультанта и той самой «музы». Как ни странно, именно общение с ней мне неожиданно понравилось, тогда как поляк оказался, увы, импотентом, от которого к тому же еще и дурно пахло.
Пока же я не видела особого интереса к моей скромной персоне со стороны американской пациентки – да и, может быть, зря я так откровенно осматривала ее прелести. Ну, да ладно, посмотрим, вдруг все-таки получится; увидим, что тогда запоет эта журналистская сволочь.
А тот поляк, являвшийся не более чем «шестеркой» в руках американцев – он мне признался, что по несколько раз на дню разговаривал по телефону с куратором из звездно-полосатого посольства – навел меня на кое-какие мысли. Ведь мое будущее я видела скорее на здешнем Западе, чем в этой отстойной Российской империи. Понятно, что Польша является частью Запада разве что по гонору, но подполковник Чарторыйский был, по Юриным рассказам, потомком одной из самых аристократических польских семей. И через него я могу попытаться выйти на высший эшелон французской аристократии, а если повезет, то и на англичан. Поляки всегда были любителями покрутить попой, даже когда у них нет ни хрена за душой, так что они отпадают. Из серьезных вариантов я предпочла бы Англию королевы Виктории Франции этого дебила Наполеончика. Почему-то мне казалось, что в Англии люди посерьезнее, и платят получше.
Я задумалась. Хоть от Чарторыйского пахло как от козла, но если понадобится, займусь с ним любовью, как это ни было бы противно. Интересней другое – что я могу предложить своим новым друзьям? Конечно, самое ценное – информация о том, из какого времени мы сюда пришли. И про это раньше времени никто не должен знать. А вот про боевой потенциал эскадры я кое-что рассказать смогу. Я не первый год работаю с Юрой, да и читала кое-что в рамках подготовки к венесуэльскому походу, естественно, лишь то, что было в открытом доступе про «Королев» и «Бойкий».
Да и доступ к оффлайновым энциклопедиям у меня есть. Вот только нужно будет обдумать, как именно добиться, чтобы мне, во-первых, заплатили, и во-вторых, не убили. Дальнейшие мои планы были весьма простыми – либо выйти замуж за какого-нибудь английского или хотя бы французского аристократа побогаче, либо отправиться на первом же комфортабельном корабле куда-нибудь подальше, например, в Североамериканские Соединенные Штаты.
Так что решено – узнаю, где именно обитает Чарторыйский, и навещу его еще разок.
19 (7) августа 1854 года.
Гельсингфорсский залив. Борт учебного корабля «Смольный»
Елена Викторовна Синицына,
капитан медицинской службы
– Это и есть Хельсинки? – спросила я с удивлением, разглядывая из предложенной мне подзорной трубы небольшой городок чуть поодаль от Свеаборга. В дальнем углу видны какие-то купола, а все остальное – так, одноэтажная застройка, словно какой-нибудь Вышний Волочок.
– Не Хельсинки, а Гельсингфорс, – рассмеялся капитан Степаненко. – И центр у него был построен уже тогда, в питерском стиле. Но в остальном это местечковая столица захудалой окраины Российской империи. И никакого «финского дизайна», Леночка, ты там не увидишь.
– Жаль, Олег Дмитриевич, – вздохнула я. – Мне всегда нравились Алвар Аалто и прочие Сааринены. И я так надеялась посмотреть их творения… Но, увы, это все осталось там, в будущем.
– Да уж, – Олег Дмитриевич вдруг стал серьезным и печальным. Ведь у него и у меня там остались семьи. И он, и я души в них не чаяли, и за время моей службы на «Смольном» я успела сдружиться с его женой, которую, как ни странно, звали так же, как и меня – Елена Викторовна. Вот только детей у них не было – не дал Господь, как ни старались.
– Ладно, Леночка, мне пора. Прием у самого императора, представь себе. А я ни ступить, ни молвить не умею в компании августейших особ. Ну, да ладно, прорвемся, где наша ни пропадала. Не скучай тут без меня!
– Да у меня и времени-то нет скучать, – улыбнулась я, возвращая бинокль командиру «Смольного». – Вчера еще пару пациентов привезли. В том числе и одну американку. Всего хорошего, Олег Дмитриевич.
И только я собралась вернуться в свое «королевство», как вдруг обратила внимание на катер, на всех парах идущий к «Смольному». Присмотревшись, я разглядела долговязую фигуру Коли Домбровского. И через пару минут он уже целовал меня в щеку.
– Леночка, ты, как всегда, божественно красива!
Я засмеялась.
– Не надоело делать комплименты женщине, которая тебе в матери годится?
