Эви ахнула.
– Ну, что еще? – сердито спросил Сэм.
– Ты это видел?
– Что – это?
Эви ткнула пальцем через арку в пустое место.
– Ничего, – сказала она. – Ничего.
– Эй, я вроде нашел! – крикнул впереди Мемфис.
Он стоял перед старыми воротами, украшенными вызолоченными цветами – останки давно минувшей эпохи. Никакая ржавчина не могла скрыть их былой красоты. Мемфис и Сэм растащили створки против напора воды; петли протестующе завизжали, недовольные необходимостью снова работать после стольких лет сна.
– Ну, вот мы и на месте, – сказал Мемфис.
От фонариков было немного толка в царившей здесь густой, бархатной тьме, но в конце концов глаза немного привыкли к ней. Мемфис повел лучом по заброшенной станции, высвечивая, пусть хотя бы на мгновение, руины ее великолепия.
– Вот ведь дьявол, – выразился Сэм, закидывая голову, чтобы разглядеть высокий сводчатый потолок.
Витражное окно запеклось полувековыми напластованиями пыли. Почерневшая люстра опасно накренилась на полуоборванной цепи. Сэм обмел паутину с выщербленных клавиш рояля, тюкнул одну, но звучать она отказалась. Это было похоже на остатки кораблекрушения, только на суше. Внизу, на путях, возлежал гниющий остов самого первого в Нью-Йорке поезда метро.
– Осторожней на ступеньках, – предупредил Мемфис, спускаясь на нижнюю платформу.
Он сунул голову в вагон и возвестил:
– Тут ничего, кроме куч пыли.
Луч фонаря упал на кольцо битых лампочек вокруг входа на станцию и полустертые буквы на табличке: «ПНЕВМАТИЧЕСКАЯ ТРАНСПОРТНАЯ КОМПАНИЯ БИЧА».
– Все как Исайя рисовал, – пробормотал Мемфис.
– Мне не нравится это место, – сказала Тэта.
– Почему эти уродские призраки не могут являться в каких-нибудь шикарных местах, типа клуба «21», а? – задала вопрос Эви, хлебая из секретной фляжки, до сих пор прятавшейся у нее за подвязкой.
– Эвил! – Тэта с боями изъяла у нее сосуд. – Я тебя прикончу!
– Ну, Тэта! Ты посмотри, какая жуть кругом.
– А ну, мое. – Тэта быстро глотнула и передала фляжку Мемфису. – Только не смей ей отдавать.
– У меня был очень гадкий день! – проорала Эви, так что зазвенела вся станция.
– Тихо ты! – прошипела Тэта. – Смерти нашей хочешь?
– Ты в эфире, Провидица, – сказал Эви Сэм. – Самое время прочесть что-нибудь, чтобы мы уже повыгнали призраков, спасли друзей и убрались отсюда подобру-поздорову.
Эви изобразила крайнее отвращение.
– Я вам не компас, я предметы читаю. Нельзя вот так просто взять меня и наставить на север…
– Вот чего я реально хотела бы, так это наставить свою ногу тебе на… – вызверилась Тэта.
– А один из этих фонарей она прочесть не может? – вмешался Мемфис. – Или кирпич?
– Может, – сказала Эви, – но толку с этого будет как с козла молока. Это никого конкретно не касается, – добавила она, не без труда выговорив слово «конкретно». – Эх, никто тут не ценит литературные метафоры.
– Если тебе тут все едино, я не хочу здесь оставаться ни секунды сверх нужного, – сурово сказал Мемфис. – Чем скорее мы найдем то, что принадлежит призраку, тем лучше…
Тэта пошла рыскать фонариком по пустой станции. Сэм светил Мемфису, который рылся в завалах битого кирпича, ища хоть что-нибудь полезное.
– Ничего, – сказал тот какое-то время спустя. – Давай глянем там, внизу.
Все четверо прошлись по пыльным рельсам, разглядывая кучи камня, пиная холмики пыли и любуясь разбегающимися насекомыми.
– Мемфис, ей-богу, тут ничего нет, – сказал в конце концов Сэм.
– Одно место осталось, – тот кивнул в сторону тоннеля. – Думаю, надо туда заглянуть.
– Так и боялась, что ты это скажешь, – проворчала Тэта.
Тьма давила со всех сторон. Фонарики почти не могли ее рассеять. Тэта на всякий случай держала руку вытянутой вперед.
– Вы не поверите, какие тайны мне приходилось оставлять про себя на радио, – сообщила Эви; кажется, джину удалось подобрать ключ к шкафу, где хранились ее мысли, и теперь они высыпались наружу, сразу все. – Люди по большей части так одиноки. В основном я именно это и считываю – со всего, что они суют мне в руки: какими ужасно, непоправимо одинокими они себя считают, тогда как всего и делов-то, что протянуть руку и потрогать кого-нибудь…
Тут она и правда протянула руку и потрогала Тэту за плечо. Та завопила, Эви чуть не упала назад.
Мемфис развернулся чуть не в прыжке, выхватывая нож.
– Тэта, что?
Та положила руку на сердце.
– Эвил! Хочешь, чтобы у меня сердечный приступ случился?
– Я типа… я просто… наглядно показала, – пропыхтела она.
– Так вот – не надо!
– Это как в тот раз, когда я считала твой браслет, – выдала Эви. – Не хотела тебе говорить, потому как вдруг ты возьмешь и расстроишься? Некоторые вообще никогда о таком не думают, – добавила она громко, зыркая на Сэма. – Я про то, c чем мне приходится жить все время.
– И что же ты увидела, когда прочитала Тэтин браслет? – поинтересовался Мемфис.
– Ничего она не увидела, Поэт. Заткнись, Эвил, – рявкнула Тэта, но страха в ее голосе было куда больше, чем гнева.
– Еще как увидела! – возмутилась Эви. – Я за тебя прямо испугалась, Тэта. Весь этот огонь…
– О чем она там шамкает? – спросил Сэм.
– Так, всякий пьяный бред, – пояснила Тэта. – Тем более что она уже заткнулась, правда, Эвил?
– Да, капитан, есть, капитан, сэр, – Эви отдала честь, развернулась, зацепилась за что-то и повалилась на бок в грязь. – Ау!
Мемфис помог ей подняться. Руки его нащупали что-то твердое там, где она сидела.
– Сэм, не будешь так любезен посветить мне сюда?
В свете фонаря что-то гладкое и серое проглянуло в грязи. Мемфис сел на корточки и обтер многолетние напластования пыли.
– Кажется, мы нашли то, что искали.
– Поздравляю, Эвил, – содрогаясь, проворчала Тэта. – Компас из тебя все-таки вышел.
Эви уставилась на мумифицированные останки – провалившиеся глаза, гнилые зубы, рваное, испачканное кровью платье.
– Я не собираюсь трогать ничего на этом… этом… – заявила она, очерчивая пальцем труп в целом. – Вот этом.
– Эвил, мы должны узнать.
– Ладно, – сказала Эви, помолчав. – Ради Генри… ладно.
Она принялась стягивать перчатки; полупустые лайковые пальцы повисли на концах ее собственных.
– Чёт-та оно не работает…
