– Ай да местечко тут у вас!
– Только не влюбляйся. У тебя тут ограниченный допуск, если не забыл.
Эви любезно улыбнулась гардеробщице.
– Милдред, милая, не разрешишь нам позаимствовать твою маленькую епархию на пару минут?
– Конечно, нет, – прощебетала Милдред, ускользая через заднюю дверь. – Для вас, пташки, все что угодно!
Эви вывесила с наружной стороны двери табличку «ВЕРНУСЬ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ» и захлопнула обе половинки, и верхнюю, и нижнюю, после чего прислонилась к вешалке с пальто, внушительно скрестив на груди руки.
– У тебя ровно две минуты, Сэм.
– О, тогда временно выключаю обаяние.
– Так это было обаяние? Ха!
– Я принес тебе подарочек, моя будущая миссис Ллойд.
– Будущая миссис Ллойд! – скривилась Эви. – Тогда, надеюсь, это цианистый калий.
– А я слышал, это традиционный подарок на первую годовщину, – возразил Сэм и протянул Эви конверт. – Скажи-ка мне что-нибудь про это.
Она растерянно повертела его в руках.
– Он же пустой, Сэм.
– А ты догадлива! На самом деле я не шучу. Переверни его. Этот пустой конверт адресован моей матери. И послан покойной пассией Уилла.
Эви нахмурилась.
– Ты где его взял?
– А вот тут начинается самое интересное. Я его взял в пыльном старом ящике, вытащенном из подвала в музее твоего дядюшки.
– Ты серьезно, Сэм?
– Перед Богом клянусь.
– Но откуда он у дя… я хочу сказать, откуда он у Уилла?
– А это уже мой вопрос. Мне нужны твои способности, красавица.
– Ох, Сэм. Сейчас?
– Сделка есть сделка, Котлетка, – твердо сказал Сэм.
Эви закрыла глаза и сжала конверт между ладонями. Бумага была старая, и ее давно уже никто, кроме Сэма, не касался. Чтобы проникнуть в ее тайное прошлое, придется крупно потрудиться, а идея заработать на следующий час острую головную боль Эви почему-то совершенно не улыбалась.
– Прости, Сэм, ничего не приходит.
– Постарайся.
– Я стараюсь!
– Вот только не надо мне мозги пудрить. У тебя и капли пота на лоб не выкатилось.
– У тебя все объекты какие-то дефективные, Сэм. Это как в тот раз, когда я пыталась прочесть открытку у тебя в пиджаке… – Эви зажала себе рукой рот, да слишком поздно. Ну что ей стоило секундой раньше вспомнить, что она об этом Сэму никогда не рассказывала.
– Ты – что? – Сэм прищурился. – Сначала ты тыришь мой пиджак, потом читаешь мои открытки! Ах ты маленькая…
– Мне было любопытно!
– А это была моя частная собственность, сестренка!
– ТЫ ПЕРВЫЙ СПЕР МОЮ ДВАДЦАТКУ! – завопила вне себя Эви.
– У вас там все в порядке? – донесся с другой стороны двери озабоченный голос гардеробщицы.
– У нас все пухло! – проорал ей в ответ Сэм. – Так, значит, ты не смогла прочитать открытку моей матери? – это уже Эви.
– Я тебе только что так и сказала, забыл?
На его челюсти напрягся мускул.
– А теперь слушай сюда. Я так и быть, забуду всю эту историю с открыткой, но ты задолжала мне хорошую, качественную работу – c этим конвертом.
– Да, но, Сэм…
– У нас с тобой договор, Эви.
Эви сердито сузила глаза.
– Даже будь ты последним мужчиной на земле, я бы и то за тебя не вышла.
– Если бы я был последним мужчиной на земле, так только потому, что всех остальных бедняг ты безвременно свела в могилу. Работай!
Рыкнув на Сэма, Эви снова закрыла глаза, поглубже вдохнула и применила весь набор трюков, которым пользовалась последние два месяца на радио, когда предмет отказывался выдавать свою историю. Она прижала ладошку плашмя к тому месту, где был почерк Ротке – индивидуальный, как отпечаток пальца, – в надежде, что это заставит объект раскрыться. Но как бы она ни старалась, ничего не выходило, лишь мелькали обрывки воспоминаний, мимолетные, не желавшие задержаться – сплошное разочарование. Необескураженная, она сосредоточилась взамен на «Вернуть отправителю», водя по надписи большим пальцем, будто читая Брайль. Искра прошлого вспыхнула довольно многообещающе, но тут же начала тухнуть.
– О, нет, нет, только не это… – пробормотала Эви, впиваясь в бумагу кончиками пальцев.
Зыбкая картинка успокоилась, застыла: перед ней была витрина кошерной мясной лавки, увешанная толстыми отрубами мраморной говядины. Дверь отворилась, и наружу вышла какая-то незнакомая женщина. Видение явно решило задержаться на ней.
– Я кое-что нашла, – сказала Эви слегка отсутствующим голосом. – У твоей мамы волосы рыжеватые?
– Нет, темные, как у меня.
Эви нырнула поглубже, и пот выступил у нее на лбу. Рыжеволосая женщина двинулась вдоль по улице, уставленной лотками и телегами со всякой всячиной. Несколько особ в лентах через плечо с надписями «ПРАВО ГОЛОСА – ЖЕНЩИНАМ!» стояли на тротуаре, и Эви ощутила тень неодобрения – рыжей суфражетки
[26] не нравились. Впрочем, глубже неодобрения лежало подспудное желание к ним присоединиться. Дальше Эвина подопечная миновала двух мужчин, огромными щипцами выгружавших дымящуюся глыбу льда из кузова грузовика.
– Н-никак не могу понять, что за место, – пробормотала Эви, водя пальцем по конверту. – О-Р-Ч… Орчард-стрит!
Мужчина в ермолке и мясницком фартуке побежал за женщиной, размахивая пачкой писем.
– Там мужчина. Он… он зовет ее Анна! «Анна, – говорит он, – ты забыла свою почту!»
– Анна… – повторил за ней Сэм, пытаясь куда-то приткнуть это имя.
Рыжая женщина остановилась пролистать письма. Некоторые из них были адресованы мистеру и миссис Ицхак Розенталь.
– Миссис Розенталь? – прошептала Эви из глубин транса.
– Я не знаю никакой миссис Розенталь, – отозвался Сэм.
Эви поднажала еще. Женщина посмотрела на последние два письма. Одно предназначалось некой Анне Полотник. Последнее было от Ротке к Мириам.
– Есть! – Эви вынырнула из транса. – Кто такая Анна… По-лот-ник?
– Анна… Анна… – Сэм защелкал пальцами, пытаясь ухватить мысль за хвост. – Ну конечно! Анна Полотник!
– Ну конечно! Старая добрая Анна! – передразнила его Эви.
– Наша соседка, когда я был совсем маленький, – объяснил Сэм. – Приплыла на том же корабле, что и мои родители. Славная леди. Когда она варила борщ, весь дом потом дни напролет благоухал капустой. Кстати, борщ был хороший. Теперь я припоминаю: она встречалась с парнем по имени Розенталь, Ицхак Розенталь. Должно быть, таки вышла за него замуж. А еще что-нибудь ты видела? Что-нибудь про маму?
