Книга Логово снов, страница 61. Автор книги Либба Брэй

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Логово снов»

Cтраница 61

– Я знаю.

– Я не думаю, что она правда плохая. Она слишком хорошая, чтобы быть плохой.

– Мало ли кто кажется хорошим, – пробормотал Мемфис, но на самом деле сестра и ему тоже всегда нравилась.

Нет никаких доказательств, что та работа, которой они занимались с Исайей – ну, развитие его способностей, – имела хоть какое-то отношение к припадку. А иначе почему их не было больше? Вот что не давало покоя Мемфису…

– Из-за нее я чувствовал себя особенным, – говорил Исайя. – Но вряд ли я правда какой-то особенный.

– Не говори так, – сказал Мемфис. – Потому что это неправда.

Он приблизил свое лицо к лицу брата – совсем как когда-то, в канун Рождества. Они все пытались не уснуть и дождаться Санта-Клауса и рассказывали друг другу, что наверняка он первым делом наведывается в Гарлем – ведь тут даже улица Святого Николая есть!

– Мемфис? А ты мне сказку расскажешь? А то я без сказки не усну.

– Ну, хорошо, – тихо сказал Мемфис. – Жили-были однажды два брата. И были они близки друг с другом, как только это возможно между людьми…

Исайя выпростал из-под одеяла руку и взялся за руку брата, а Мемфис баюкал его словами, заворачивая, закутывая в волшебство хорошо рассказанной сказки.

Но прежде чем уснуть, Исайя пробормотал ему на ухо:

– Я еще кое-что помню с тех пор, как болел… Там был человек. Человек в такой высокой шляпе.

И он, наконец, отплыл в сон.

Интересно, подумал Мемфис, эти кошмары – не плата ли за то, что мальчик не использует свои таланты? Вся эта сила копится внутри, кипит, закупоренная, а ведь ей надо куда-то деваться. Октавия может сколько угодно думать, что это все дьявольские проделки, а отнюдь не божьи, но если есть на свете хоть какой-то бог, рассуждал Мемфис, c его стороны было бы крайне жестоко наделять людей такими дарами, а потом ждать, что они совсем не будут ими пользоваться. Людям надо быть теми, кто они есть. А если это так… почему бы Мемфису не воспользоваться снова своей целительной силой? Почему он так боится собственных возможностей?

Мемфису на самом деле нравилось исцелять. Нравилось, каким ореолом это облекает его в глазах жителей Гарлема; нравилось, как женщины в церкви восхваляют его, «божьего ангела», и подсовывают самый лучший кусок пирога на ужине после службы. Он купался в молчаливом одобрении мужчин, они кивали и хлопали его по спине, и говорили, какой прекрасный пример он подает остальной молодежи, и приглашали произнести благословение на всяких собраниях. И когда девушки дрались за право сидеть рядом с ним на занятиях по Библии или хлопали ресницами и спрашивали застенчиво, не могут ли они принести ему стакан воды – да, ему это тоже нравилось. Иногда он даже упражнялся в ванной перед зеркалом – репетировал победоносную улыбку и говорил себе со всей искренностью, какую только мог осилить:

– О, спасибо, сестра. Да благословит тебя Господь!

Одной только Октавии удавалось заставить его усомниться – тем, c каким прищуром она смотрела на него, когда, бывало, приходила шить с матерью вечерами.

– Пытаешься запечатлеть лик Мемфиса в памяти, сестра? – журила ее мама.

Они сидели на крыльце в летней ночи, полной звезд, пока весь квартал плясал, пел и хохотал, и вечеринка купалась в таком теплом, многообещающем свете, лившемся из окон домов из коричневого песчаника, выстроившихся вдоль всей Сто Сорок Пятой улицы.

– Просто приглядываю за ним, – отзывалась Октавия.

– Он мой ангел, – мама улыбалась ему, будто он был единственным мальчиком на всем белом свете.

– Иногда и ангелы падают с небес, – многозначительно замечала Октавия.

Улыбка пропадала с лица мамы.

– Господь сделал моего сына особенным, Тави. Ты ставишь под сомнение промысел Божий?

Октавия медленно поворачивалась к ней.

– Это с Господом ты заключила сделку, Виола? Или с кем-то другим?

Мамины глаза становились злыми.

– Может, тебе своих детей завести, Тави, чтобы ты про моих перестала болтать? – парировала она и уходила в дом, c силой хлопая за собой дверью.

– Гордыня всегда идет первой, следом за ней – падение, – шептала Октавия, не отрывая глаз от карнавального уличного буйства и пряча боль от слов сестры.

Рану эту, Мемфис знал, не исцелить даже ему.

Да, Мемфис был ужасно горд. И его падение – когда оно случилось – было не менее живописным, чем у самого Светоносца. От Гарлемского Целителя до сборщика нелегальных ставок и букмекера. Он потерял маму, отца, дом, свои целительные силы и веру с ними заодно. А сейчас эта самая целительная сила вдруг решила вернуться, и причины этого были ему совершенно непонятны. Но прежних ошибок он точно повторять не желал.

– Так-так-так. Попахивает свиданием, – прокомментировал Слепой Билл Джонсон со своего насеста на кушетке в гостиной.

– Добрый вечер, мистер Джонсон.

Мемфис был бы правда рад, если б ему нравился Слепой Билл. Старик здорово помогал с Исайей, встречал его из школы почти каждый день. Но вот то, как он сейчас восседал на драгоценной кушетке Октавии – как будто она лично ему, Биллу, принадлежала, – заставило его промолчать. Глядя на Билла, Мемфис почти различал того могучего парня, которым тот когда-то был. Эти ссутуленные плечи когда-то были широки и обвиты толстенными мускулами, а оплетенные венами ручищи до сих пор наверняка могли раздавить апельсин в кашу. Лет Биллу было, наверное, пятьдесят пять, может быть, шестьдесят, и в последнее время он казался как-то сильнее, бодрее – уж не внимание ли это Октавии, думал Мемфис, придавало ему этот моложавый лоск.

Тем временем и сама Октавия вошла в комнату, неся мясную запеканку на подносе. Она уложила волосы, хоть Биллу и было этого никак не увидеть, и надушилась «Шалимаром», который носила обычно только в церковь. Мемфиса она наградила поджатыми губами и скептическим взглядом.

– Ну, и куда это ты собрался, так вырядившись?

А ты, по-твоему, для кого так вырядилась, чуть не огрызнулся на это Мемфис, но, конечно, не огрызнулся.

– В кино с Альмой, – соврал он.

– Гм. Эта Альма до добра тебя не доведет, – начала было Октавия, и Мемфис уже понурился под гнетом грядущей проповеди, когда…

– Пршу прстить, мисс Октавия, – встрял внезапно Билл Джонсон. – Никто в целом свете не сумел бы воспитать этих мальчиков лучше, чем вы. Но ежели вы простите старику, что он тут мнения высказывает, так я вам скажу: молодому – молодое. Как ни попишешь, а надо ему быть мужчиной в этом мире, – сказал он с достаточной долей скромности, чтобы умиротворить Октавию.

– Вы только не подумайте, никакого неуважения причинить не хотел, мэм, – закончил он, улыбаясь и даже чуть-чуть кланяясь. – Я мальцу все-таки не родич.

Октавия устремила на Мемфиса взор, в котором проступило уже немного больше доброты.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация