– В следующий раз… – Мемфис заухмылялся от уха до уха. – Мне нравится, как это звучит.
Кларенс выразительно на него посмотрел и распахнул дверь. Мемфис отмел инициативу взмахом руки.
– Мы что, не идем внутрь? – удивилась Тэта.
– Не сюда. Это сюрприз, забыла?
Мемфис препроводил Тэту на угол Седьмой авеню и Сто Сорок Третьей улицы. Показался патрульный полисмен, и Мемфис поскорее отстал, проложив между собой и Тэтой предупредительную дистанцию. Коп сделал ей под козырек, та ответила прохладной улыбкой. Когда тот удалился на безопасное расстояние, Мемфис снова поравнялся с Тэтой.
– Следующий угол, – сказал он.
– Что за большой секрет ты намерен мне открыть?
– Сама скоро узнаешь. Закрой глаза. Так, теперь три очень больших шага, и-и-и… открывай.
Тэта прищурилась на раскинувшийся перед ней светящийся навес.
– «Маленький рай»? Это что, шутка?
Мемфис по-хозяйски заложил большие пальцы за лацканы.
– А что, похоже, что этот джентльмен во фраке шутит?
– Ладно, сдаюсь. И по какому случаю?
– Сегодня восемнадцатая годовщина нашего самого первого свидания, – осклабился Мемфис.
– Это же совершенно шикарное место. Откуда капуста, Поэт? – прошептала Тэта, пока белоперчаточный швейцар приветствовал их ледяным «добрый вечер».
– А, так, продал кое-какие акции. Сделал состояние на канадском виски. Обнаружил, что я на самом деле из Рокфеллеров. Ну, ты знаешь, как оно бывает.
На самом деле он долгие месяцы копил деньги на этот выход.
Он сунул метрдотелю пять тяжким трудом заработанных долларов, и тот сей же час проводил их к весьма приличному столику – не совсем уж хорошему, вроде тех, где сидели действительно богатые ребята, дающие на чай куда больше пятерки, или действительно знаменитые, которые просто впархивают в ресторан и сразу же приземляются за специально для них поставленный столик у самого танцпола, – но и такой сойдет. В клубе было правило, что можно приносить алкоголь с собой, но Мемфис твердо вознамерился купить у официантов бутлег. Это было дорого, но так, по крайней мере, деньги оставались крутиться тут же, в Гарлеме, и Мемфис был ужасно горд пофорсить этим перед своей девушкой. Ему хотелось предстать перед нею не едва сводящим концы с концами поэтом, который живет у родной тети и спит в одной комнате с младшим братцем, а на жизнь зашибает у подпольного гарлемского букмекера – короче, не мальчишкой, который учится жизни на ходу, но мужчиной совершенно в теме. Кем-то стóящим. Вроде тех, c кем она общается постоянно.
Местный бэнд – «Райский Оркестр Чарли Джонсона» – держал джаз на медленном огне; музыка ровно побулькивала для толпы танцующих, так плотно набившихся на площадку, что непонятно было, как они там вообще умудряются двигаться. Фрачные официанты сновали между столиками, высоко вознося тяжело груженные подносы и не проливая ни капли. Самый предприимчивый из них даже рассекал по залу на роликовых коньках. В общем, атмосфера тут царила как в гламурном, блестящем, вседозволенном цирке.
– Когда этот ансамбль устанет, его место займет другой, – Мемфис попробовал перекричать шум. – Чтоб можно было плясать без перерыва. К восходу тут все еще будет в разгаре. Мы можем спокойно веселиться всю ночь.
– Будем надеяться, на сей раз обойдется без облавы, – прокричала в ответ Тэта.
– Если бы не та облава, мы бы с тобой не встретились.
– Это правда. Но одного побега с нас вполне достаточно, не находишь?
К столику подрулил официант и подал коктейли в чайных чашках.
– Ваш заказ, мисс, сэр, – сказал он, но Мемфис отчетливо расслышал под профессиональной любезностью вездесущее «что ты здесь делаешь с белой женщиной, ублюдок?».
– Благодарю вас, – сказал он с преувеличенной любезностью, сам едва не кипя.
Будто постоянно извиняешься за преступление, которого не совершал, ей-богу. Даже сейчас, глядя украдкой по сторонам, он видел осуждение на некоторых лицах. Но возможно, если ему удастся стать великим человеком, всеми уважаемым поэтом, это поможет прогнуть правила. Он ведь сейчас писал каждый божий день. Уже целую тетрадь набил новыми стихотворениями. Ну, вроде того, что сейчас в кармане, – его он написал специально для Тэты.
Мемфис то и дело бросал на нее взгляды, надеясь, что сумел произвести впечатление. Тэта смотрела на танцоров. В прошлый раз, на маяке, она сказала, что все хорошо, все в порядке, но Мемфис мог поклясться, что это не так. Он боялся, что дело в нем, что его недостаточно, и именно поэтому хотел сделать сегодняшний вечер особенным.
– Все хорошо, Принцесса?
– Все просто пухло! – отвечала она, но под тонким перчаточным шелком кожу слегка кололо жаром; она изо всех сил пыталась не паниковать.
Пустяки, это пустяки, твердила она себе и упорно глядела на танцпол. Несколько глубоких вдохов, и колотье, кажется, унялось. Но, увы, она чувствовала его все чаще и чаще – c той самой ночи в театре, когда бежала, спасая свою жизнь от Пентаклевого Душегуба. Однажды это с ней даже во сне случилось. Она пробудилась от кошмара, в котором визжащие лошади неслись, не разбирая дороги, сквозь горящую деревню, – только чтобы обнаружить, что ладони у нее горячи, как только что разожженные угли. Пришлось срочно сунуть их под холодную воду.
– Ну, что ж, тогда мне, видимо, нужно отдать тебе вот это, – Мемфис вытащил из кармана сложенный лист бумаги и положил на стол рядом с ее чашкой.
– Что это такое?
– Подарок на годовщину, – сказал Мемфис. – Работал над ним целую неделю.
Тэта потеребила краешек бумаги.
– Мне прочесть это сейчас или потом?
Мемфис пожал плечами.
– Как тебе будет угодно.
Жар снова лизнул ее пальцы, сердце сильно забилось.
– Я… думаю, я сохраню это на потом, как настоящий подарок, – сказала Тэта, засовывая листок под расшитую стеклярусом сумочку.
Она была готова расплакаться, но боялась, что в таком случае руки снова возьмут инициативу на себя, и потому так пристально уставилась на танцоров, что они слились в мозаику размытых цветных пятен.
Мемфис полез пальцами за воротничок. Его особенное юбилейное свидание, кажется, стремительно катилось под откос. Компания белых парней вела своих дам на танцпол – все такие хохочущие, беззаботные. Каждую ночь они заваливались сюда целыми машинами, чтобы как следует подзавестись, а потом ехали обратно в центр, увозя веселье с собой, расплескивать драйв в бродвейских шоу, в элегантных клубах, в отелях, куда вход разрешен только с правильным цветом кожи. Мемфиса просто выжигало изнутри то, что они могут вот так преспокойно заявиться в его район, в его клуб вместе со своим девчонками, и никто им на это слова лишнего не скажет. Им и полагалось тут бывать, какие могут быть вопросы. А вот ему, Мемфису, в своем собственном доме и со своей собственной девушкой приходилось вести себя осторожно.
