– Тогда почему мистер Каррингтон не позовет доктора? Он себе может это позволить.
– Доктора с сонной болезнью поделать ничего не могут. Мистер Каррингтон помнит тебя, помнит, как ты работал в Миссии Чудес, – Папа Чарльз снял заблудившуюся нитку со своих безупречных шерстяных брюк. – Если мы окажем любезность мистеру Каррингтону, он в свою очередь окажет любезность нам. Ну, скажем, поможет людям Голландца Шульца не доставлять нам неприятностей.
Суть ситуации начала всходить над горизонтом Мемфисова разума, подобно заре.
– Папа Чарльз, но вы же знаете, я такого больше не делаю. После мамы…
– Мемфис, – вздохнул Папа Чарльз и посмотрел на него тем особым взглядом, после которого все проблемы в Гарлеме вдруг решались очень быстро и сами собой; слова его, однако, были тихи и обдуманны. – Ты что, думаешь, я вчера родился? В ту минуту, когда Нобл Бишоп ворвался к Флойду, вопя о божественном исцелении, я уже знал, что это ты. Станешь отрицать?
Мемфис приклеился взглядом к своим рукам.
– Ты. Станешь. Это. Отрицать?
– Нет, сэр, – прошептал Мемфис едва слышно. – Но у меня только один этот раз получилось. И я не знаю, смогу ли еще такое сделать.
Врать так врать.
– Значит, сейчас самый что ни на есть отличный случай проверить, – Папа Чарльз решительно затушил сигару. – Хватай шляпу и двигай за мной.
Перед многоквартирным домом Каррингтона на Сто Двадцать Седьмой улице стайка школьниц прыгала через скакалку под какую-то свою девчачью припевку. Пока Мемфис с Папой поднимались на крыльцо и Папа звонил в звонок, юные леди отчаянно хихикали, но Мемфис был слишком расстроен, чтобы обратить на них внимание, так что они вернулись к своей считалочке.
– Мисс Мэри Мак, Мак, Мак, одета в мрак, мрак, мрак… – пели они, и по спине Мемфиса невольно пополз холодок.
– День добрый, Бесси. Мы пришли к мистеру Каррингтону. Полагаю, он нас ждет, – сказал Папа Чарльз, подавая горничной шляпу.
– Да, сэр, мистер Чарльз, – отвечала та, забирая вдобавок и пальто, и улыбаясь застенчиво Мемфису. – Привет, Мемфис.
– Привет, Бесси, – промямлил тот.
– Господи, надеюсь, вы знаете, что делаете, – прошептала она, провожая их наверх. – Я даже простыни ей менять боюсь.
Они прошли вдоль по коридору к закрытой двери, куда девушка осторожно постучала.
– Мистер Каррингтон? Пришли мистер Чарльз и мистер Кэмпбелл, хотят вас видеть, сэр.
– Впусти их, – раздался изнутри приглушенный голос.
Бесси отворила дверь в комнату больной, отступив в сторону, чтобы дать гостям дорогу, и поскорее захлопнула ее за ними.
В спальне было темно и тихо. Шторы стояли задернутые. Миссис Каррингтон лежала в кровати под балдахином на четырех колонках; рот ее был приоткрыт. Губы слегка кривились, словно она пыталась заговорить, а пальцы на одеяле судорожно сжимались и разжимались. Глаза под веками метались туда и обратно; по бледному пергаменту шеи рассыпалась гроздь красных пятен. Мемфис старался не смотреть на пятна, но взгляд туда так и тянуло.
– Спасибо, что пришли, – сказал мистер Каррингтон из полумрака; он него несло спиртным. – Вам нужно что-нибудь, прежде чем приступить?..
Папа Чарльз возложил руки на плечи Мемфиса.
– Он все сделает как надо. Правда, Мемфис?
– Да, сэр, – прохрипел тот, изо всех сил надеясь, что так оно и будет. – Не будете ли вы все так любезны склонить головы?
Не то чтобы ему было непременно нужно, чтобы они молились, – просто Мемфис терпеть не мог, когда на него смотрят, у него от этого нервы сдавали. Когда взрослые послушались, он приблизился к кровати и положил ладони легонько на руку миссис Каррингтон между плечом и запястьем. Все, что есть в мире благого, приди сейчас ко мне, подумал он и закрыл глаза.
Связь пришла быстро, почти мгновенно; ток стремительно побежал вверх по его рукам. Теплое желтое солнце, и предки принимают его в объятия… их дитя вернулось домой. Но стоило Мемфису подключиться к миссис Каррингтон, как стало ясно, что что-то не так. Едва поднявшись, волна исцеления гасла – что-то гасило ее, что-то боролось с ним.
– Мемфис, прекрати! – раздался мамин голос.
Мать стояла там, посреди высокой травы, и лицо ее было испугано.
– Мама?
Духи предков рассеялись в дымку. Гневные тучи закрыли солнце; сразу сделалось холоднее.
– Мемфис! – Мама задохнулась, закашлялась; пучок перьев упал с ее губ, глаза расширились, голос стал хриплым и тонким. – Мемфис, уходи сейчас же!
Но было уже слишком поздно. Его дернуло, скорчило и затянуло под девятый вал – а вынырнув на поверхность, он очутился въяве внутри сна миссис Каррингтон. На синем велосипеде он катил через ярко-зеленое поле только что скошенной травы, и в воздухе пахло макушкой лета. Смех миссис Каррингтон звенел у него в ушах. Она была такая молодая… такая свободная и счастливая. Ее счастье ударило ему в голову, как наркотик; все тело расслабилось. Тут было ужасно хорошо, у нее во сне… и Мемфис забился, чтобы не забыть свою цель.
Ему надо вылечить эту женщину. Надо ее разбудить.
Но стоило ему снова сосредоточиться, как визгливый голос раздался отовсюду сразу:
– Кто смеет тревожить мой сон? Я превращу твою жизнь в кошмар…
Тепло сейчас же куда-то испарилось; холод побежал по жилам. Мемфис попробовал разорвать связь, но не смог. Что-то держало его, сильное, как подводное течение, – он попробовал бороться, но тщетно. Велосипед, поле, солнце – все пропало; теперь кругом было темно, и он не мог двигаться. Где же он? Далеко, сквозь крошечное световое окошко проглянула железнодорожная станция. Вот только что она была красивой, а в следующее мгновение обратилась в покрытую грязью развалину.
Мемфис все еще пытался вылечить миссис Каррингтон, связь между ними была цела – и он чувствовал то, что чувствовала она. Ее разум отчаянно пытался вернуться назад, в счастливые времена, c зеленой травой и синим велосипедом; ее желание зубастым голодом вгрызалось ему в нутро, обещая никогда не знать утоления. А еще Мемфис ощущал, что сон высасывает ее жизненную силу – а значит, чтобы ее исцелить, нужно будет оборвать этот сон. Но как?
Проснитесь, миссис Каррингтон, подумал он. Есть люди, которые хотят, чтобы вы вернулись. Проснитесь!
Свирепый рык прервал его; концентрация полетела к чертям. Что это за звук? Тьму разорвали зеленые вспышки. Какая-то фигура приближалась к нему… На ней было длинное платье и вуаль. Сердце миссис Каррингтон припустило вскачь, и Мемфисово вслед за ним. Тоннель затопил ужасный шум. Призрачная фигура подходила все ближе, и Мемфис чувствовал в ней страшный гнев и горе, недоступные его исцелению.
– Кто вторгается в мои сны? – вскричала женщина, а потом ее глаза загорелись узнаванием и странным восторгом. – О, сколько в тебе жизни! Больше, чем во всех них. Ты сможешь кормить мои сны долго-долго… посмотри со мной этот сон!
