Ее губы пали на его, высасывая жизнь из тела, – и одновременно поцелуй обещал все, о чем он когда-либо в жизни мечтал! Надежды стаями полетели перед внутренним взором: вот Мемфис и Тэта сидят рядышком на солнце под лимонным деревом; у него на коленях пишущая машинка. Вот Исайя смеется, а маленький пес прыгает за мячиком. Вот мама развешивает стираное белье и улыбается сыновьям, а папа курит трубку и читает газету. Мемфис воспротивился сну, и его сменили кошмары: солдаты, разорванные пополам… мама в кровати, где она умерла, от нее уже почти ничего не осталось… какой-то страшный лес, и человек в высоком цилиндре протягивает ему руку, а на ладони горит глаз и под ним молния…
– Мы… c тобой… Едины…
Он отвернулся от всего этого ужаса и кинулся обратно, в счастливый сон.
Мемфис открыл глаза. Желтое, как масло, солнце озаряло шикарный городской особняк. Дверь отворилась, и дворецкий пригласил его внутрь.
– Добрый вечер, мистер Кэмпбелл. Взять ваше пальто? Все так ждут услышать вас сегодня.
Он подал Мемфису программку: «Мисс Алелия Уокер представляет новые стихи Мемфиса Джона Кэмпбелла».
– Совсем как Лэнгстон Хьюз. Вы сделали это, мистер Кэмпбелл.
Дворецкий остановился перед второй дверью и широко ему улыбнулся.
– Не желаете ли войти, сэр?
Последнее сопротивление оставило его. Сейчас он хотел только одного – чтобы перед ним открыли эту дверь и он вошел.
– Да. Да, желаю. Спасибо.
И вторая дверь распахнулась. Он вступил в роскошную гостиную, элегантная публика встретила его аплодисментами. Овации нарастали – о, только бы они никогда не кончались! Он растворялся в этой комнате, в этой радости, в этой любви. Тэта посылала ему с первого ряда воздушный поцелуй. Великая Алелия Уокер, патронесса поэтов, писателей, художников Гарлема, раздвинула занавес, и его глазам предстал стол со стопками книг, каждая из которых несла на корешке его, Мемфиса, имя.
– Моя книга, – прошептал Мемфис, расплываясь в улыбке.
С верхней полки книжного шкафа ворона что-то сердито орала ему.
– Лети прочь, птица, – сказал ей Мемфис. – Это мой вечер.
Переведя взгляд обратно на стол, он увидал позади него жерло длинного темного тоннеля.
– Вы же не хотите заставлять их ждать, мистер Кэмпбелл? – произнесла Алелия Уокер; ее рука грозила вот-вот уронить занавес, отсекая его, навеки отделяя его от…
– Нет, мэм, – сказал Мемфис.
Снова раскатился утробный гул. Теперь он был гуще, ниже, почти как гнездо рассерженных ос. Улыбающаяся публика наступала на него.
– Посмотри этот сон вместе с нами… – шептала она, тесня его вглубь, к столу с книгами и ждущей за ним голодной тьме.
Хлопая крыльями, птица пронеслась по комнате. В зеркале Мемфис увидел теплые пески и предков. Один из них, мужчина с высоким посохом, заговорил с ним на незнакомом языке, который, тем не менее, отозвался где-то глубоко внутри, призывая к осторожности. Смотри, смотри внимательнее, увещевал он.
Мемфис шеей почувствовал угрозу, мышцы на ней напряглись; сердце удвоило аллюр. Он обернулся. Миссис Каррингтон стояла в углу, бледная, силясь заговорить.
– Не… Обещай, – c трудом вымучила она. – Это… Ловушка…
Мемфис открыл книгу со своим именем, вспорхнули страницы – пустые. Все до одной пустые.
Смотри внимательнее.
– Где все мои слова? – спросил он.
– Слова не имеют значения. Посмотри с нами этот сон…
Но Мемфис-то знал, что слова значение как раз имеют.
Смотри внимательнее.
– Где все мои слова? Куда вы забрали мои слова? – сказал он.
И сразу же занавес с грохотом пал. Алелия Уокер испарилась, и ее шикарная гостиная начала рассыпаться по краям. Он снова оказался в длинном темном тоннеле; странные зеленые вспышки мигали, текли с потолка. Ворона подлетела и клюнула его в щеку. Мемфис ахнул и потянулся к ране: по пальцам побежала кровь. Он быстро поймал миссис Каррингтон за руку; в голове у него, где-то далеко-далеко, били барабаны предков и, повинуясь какому-то первобытному инстинкту, Мемфис кровью хватил ее по лицу – и закричал, когда сила с ревом ринулась сквозь него, словно целый океан наконец прорвал дамбу.
В следующий миг он рухнул на пол подле кровати миссис Каррингтон. Руки у него тряслись, а горло корчили спазмы, словно от рвоты. Кажется, он бежал долгие мили и весь кончился… Приглушенные голоса стали яснее.
– Мемфис! Мемфис, сынок, сядь. Ну-ка, давай, приподымись…
Миссис Каррингтон села в постели. Широко распахнутые глаза отчаянно мигали, скрюченные пальцы хватались за воздух; рот открывался и закрывался, словно она почти утонула и теперь пыталась выкашлять из легких остатки воды.
– Эммелина! – Мистер Каррингтон в слезах бросился к кровати. – Эммелина!
Та наконец смогла судорожно, c хрипом вдохнуть.
А потом она закричала.
ЧУДО НА СТО ДВАДЦАТЬ ПЯТОЙ УЛИЦЕ! ЖЕНА ХОЗЯИНА УНИВЕРМАГА ПРОБУДИЛАСЬ ОТ СОННОЙ БОЛЕЗНИ! – вопила передовица специального вечернего выпуска.
Жадные до новостей ньюйоркцы осаждали газетчиков, которые едва успевали отлистывать им свежеотпечатанные, пахнущие краской страницы, живописующие чудесное спасение миссис Каррингтон. C одра болезни леди сообщала, что о своем состоянии ничего не помнит, кроме счастливого сна о том, как каталась на синем велосипеде и слушала песенку музыкальной шкатулки. Мистер Каррингтон в свою очередь заявлял, что внезапным выздоровлением супруги обязан исключительно «величайшей целительной силе самого Всемогущего». Сара Сноу тут же примчалась сделать снимок: больная в постели и рядом она, в модном платье с приколотой на груди свежей орхидеей. Ни пророков, ни Мемфиса Каррингтоны не упомянули.
Но Слепой Билл, сидючи у Леннокса в аптеке и потягивая кофе, пока Реджи вслух читал газету алчно внимающим посетителям, – Билл-то знал, чья это работа.
Время ожидания воистину прошло.
Совершенно приличная девушка
Вечером первого свидания с Джерико Мэйбл, как назло, свалила жестокая простуда. Теперь, когда заранее расписанный вечер наконец настал, Джерико не без удивления оценивал выбранную программу. У него был заказан столик в «Киеве», ресторации где-то в Западных Пятидесятых, где посетители пили чай, ели блины, а в промежутках между блюдами плясали под оркестр, если хотели. Почему он выбрал это место, Джерико в упор не понимал. Танцевать он не умел, а когда ведешь девушку в заведение с танцами, ты как бы сообщаешь, что намерен именно этим и заниматься. Вся затея уже начинала казаться ему крайне глупой, но давать задний ход было как-то поздно.
– Эй, Фредди! – завопил Сэм, врываясь через парадные двери. – Слушай, я тут иду на вечеринку… святый боже! Это что, га… то есть, я хочу сказать, на тебе правда галстук?
