* * *
Следующие четыре с половиной года он жил в хибаре, принадлежавшей человеку, который хотел расплатиться за оказанную в прошлом услугу. Вначале он иногда покуривал, но мет как будто утратил для него привлекательность. Он был теперь частью другой жизни — не его собственной. Наркотик перестал быть во благо, начал мешать. Брайан продолжал периодически посещать собрания, но большую часть работы ему нужно был проделать самому или с незначительной помощью со стороны. Первые полгода у него были еженедельные встречи с психотерапевтом, чьей работой было собирать и удерживать нераспознанные осколки его жизни — в особенности детства, — пока он не смог связать их воедино и осмыслить свой способ взаимодействия с миром. В начале терапии он осознал, что его поступки в каждой ситуации были выражением привычки, а не осознанным действием. Затем, в последующие месяцы, он исследовал природу и происхождение привычек, которые определяли его жизнь. Его мать любила «поорать», как Брайан выразился, — у нее был изменчивый нрав, и она то критиковала и злилась на него, то чрезмерно опекала. «Я никогда не был достаточно хорошим, — вспоминает он. — Как и мой брат. Но мне не разрешали купаться до тринадцатилетнего возраста». Он просто ожидал, что другие люди будут действовать так же. Он хотел быть свободным от их ожиданий; он был убежден, что резкий отпор поджидает его на каждом шагу. Он хотел быть самостоятельным человеком, но ему также было нужно подтверждение этого, почти беспрестанно — по крайней мере, больше, чем могла предложить Вера.
Как и Натали, Брайану пришлось написать свою историю, роман, чтобы понять себя. И переломной главой в этом романе была связь между родительскими неудачами и его собственными. Истина, до которой он докопался, была болезненной, но необходимой — фундамент для роста, изменения.
Что касается наркотиков, изредка он курил мет, небольшими дозами, но все еще... К его удивлению, эти эпизоды больше не вызывали страстного желания их повторить, никакого безумства и навязчивых мыслей. Наоборот, они не вели практически ни к чему. Вместо того чтобы переоценивать мет (или недооценивать собственное будущее), он раздумывал: не самая лучшая была идея. Теперь всю ночь не усну. Так что же случилось с «сиюминутной привлекательностью», манящей своим блеском? Вероятно, теперь Брайан мог вообразить будущее, ценное само по себе, которое было продолжением его осмысленной, вдумчивой личности, которой он становился. Личность, которая формировала прочную связь между детством и оставшейся жизнью. Поскольку он перестал принимать наркотик регулярно, разрыв между дорсальными регионами префронтальной коры и полосатого тела смог затянуться. Перспективное мышление смогло получить опору и окрепнуть со временем.
Мет потерял свою важность для Брайана. И поскольку его привычки больше не питали синаптические связи, которые он прокладывал все эти годы, связи постепенно ослабли. Притягательная сила мета пропала. Новая листва затянула старую тропу, которой он ходил так долго. Она практически перестала быть заметна. Теперь лес простирался во всех направлениях, обнажая тропы, которые до этого не были ему заметны. Буйный рост, новые возможности. Много о чем было подумать. И что сделать.
Брайан платил владельцу лачуги тем, что несколько месяцев заботился о его животных. Он стал пастухом, а остаток времени читал все, что попадалось на глаза. Об отношениях, о том, как они работают, если работают, как разваливаются. И о зависимости. Вместо того чтобы считать себя классической жертвой распавшихся отношений, он начал представлять себе, что является именно тем человеком, который способен их чинить, как свои собственные, так и чужие. Возможно, работа пастухом, забота об овцах и книги о поломанных судьбах послужили своеобразной терапией. Кусочки мозаики сложились вместе, благодаря размышлениям, удаче и времени. Брайан — именно тот человек, которому по силам упорядочить хаос, собрать потерявшиеся души и помочь им найти путь домой. И не важно, идет ли речь о потерявшихся мыслях или заблудших горемыках из его сообщества. Этот образ себя с годами вырос от мечты до твердой уверенности.
Полтора года Брайан вел терапевтическое сообщество для наркоманов и алкоголиков, прямо на ферме, где ухаживал за овцами. Теперь; вернувшись в Кейптаун, он основал финансируемый амбулаторный кабинет, предлагающий бесплатные услуги для не имеющих собственности и зависимых бродяг, к клубу которых он недавно сам принадлежал. За три последних года он получил последипломное образование в сфере ухода за зависимыми. А недавно, незадолго до нашего первого интервью, Брайан был принят в магистерскую программу по зависимостям и психическому здоровью. Степень магистра поможет ему продолжить работу; это будет солидная добавка к его достижениям, вывешенным на стену офиса, и к внутренней доске почета его обновленного образа «я». Новые отношения с умной и красивой женщиной, также из сферы психического здоровья, завершают эту главу жизни Брайана. Он говорит, что эти отношения другие. Он влюблен, но не безрассуден. Он понял, что может быть страстным, не доходя до безумств, и что жизнь без наркотиков — какая угодно, но только не скучная.
* * *
Мозг сформировался в ходе эволюции таким образом, чтобы фокусировать наше внимание на вероятных источниках наслаждения или облегчения (особенно на тех, что находятся прямо у нас под носом) и мотивировать нас на достижение этих привлекательных целей. Отложенное вознаграждение и сиюминутная привлекательность — это просто термины, которые мы используем для описания состояния предельной сосредоточенности, близорукого по своей сути. Однако последствия этого состояния — сужение внимания и спектра желаний — являются эволюционной адаптацией, которая позволила нам выжить и процветать, максимально расширив возможности для улучшения нашей жизни и жизней наших потомков. Эта черта нашей нервной системы не просто нормальна. Она необходима — для видов, которым нужно думать быстро и действовать быстро, чтобы выжить и преуспеть в мире широких возможностей.
Снова и снова преследуя одну и ту же цель, что мы часто делаем, когда находим объект или субъект постоянного вожделения, мы усиливаем синаптические сети в тех областях мозга, которые подкрепляют мотивацию и фокусировку внимания, в областях, которые создают стойкие образы того, что считать ценным и важным. Это, конечно, научение. Но повторяющееся преследование одной и той же цели, всегда светящейся для нас более ярко, чем другие, далекие цели, ускоряет процесс обучения. Чем больше сужается поле внимания, тем специфичнее и ограниченнее становится научение. А это еще больше сужает наше внимание, когда мы входим в следующий цикл. Петля обратной связи становится сжимающейся спиралью, конусом, стянувшимся в точку.
Мозг — это механизм, формирующий привычки. В зависимости, как и в любви, наши привычки могут образовываться с впечатляющей быстротой. Тяга Брайана к мету начала расти в геометрической прогрессии, когда они с Верой расстались. Всего за несколько месяцев она трансформировалась из обычной привычки в полноразмерную зависимость. Но пластичность, которую теряет мозг по мере того, как привычки объединяются и укрепляются, полностью никогда не исчезает. За исключением случаев очень серьезных органических повреждений мозговой ткани или ненормального обеднения окружающей среды, мозг всегда остается пластичным настолько, чтобы могли образовываться новые связи. Они, конечно, не могут сформироваться немедленно, как только зависимый человек попытается впервые бросить наркотик. Это объясняется тем, что луч желания, узконаправленный на хорошо известную цель, не стимулирует их образование. За прокладку новых нейронных связей берутся более абстрактные желания: свободы, новизны и долговременного удовлетворения. Когда цели, наконец, сходятся и приобретают конкретные очертания, как это произошло с Брайаном, новые синаптические пути начинают возникать активно — за пределами хорошо истоптанных дорог, которые до сих пор определяли границы существования.
