Учение их – напыщенный вздор, но не просто вздор, а вздор лживый, сознательно обманчивый, имеющий целью подтвердить их значение.
Жизнь их во все времена до наших – ряд пороков и преступлений…
Православная церковь?
Я теперь с этим словом не могу уже соединить никакого другого понятия, как несколько нестриженых людей, очень самоуверенных, заблудших и малообразованных, в шелку и бархате, с панагиями бриллиантовыми, называемых архиереями и митрополитами, и тысячи других нестриженых людей, находящихся в самой дикой, рабской покорности у этих десятков, занятых тем, чтобы под видом совершения каких-то таинств обманывать и обирать народ. Как же я могу верить этой церкви и верить ей тогда, когда на глубочайшие вопросы человека о своей душе она отвечает жалкими обманами и нелепостями и еще утверждает, что иначе отвечать на эти вопросы никто не должен сметь, что во всем том, что составляет самое драгоценное в моей жизни, я не должен сметь руководиться ничем иным, как только ее указаниями.
Цвет панталон я могу выбрать, жену могу выбрать по моему вкусу, но остальное, то самое, в чем я чувствую себя человеком, во всем этом я должен спроситься у них – у этих праздных, обманывающих и невежественных людей. В моей жизни, в святыне души моей у меня руководитель – пастырь, мой приходский священник, выпущенный из семинарии, одуренный, малограмотный мальчик, или пьющий старик, которого одна забота собрать побольше яиц и копеек. Велят они, чтобы на молитве дьякон половину времени кричал многая лета правоверной, благочестивой блуднице Екатерине II, или благочестивейшему разбойнику, убийце Петру, который кощунствовал над Евангелием, и я должен молиться об этом. Велят они проклясть, и пережечь, и перевешать моих братьев, и я должен за ними кричать анафема. Велят эти люди моих братьев считать проклятыми, и я кричи анафема. Велят мне ходить пить вино из ложечки и клясться, что это не вино, а тело и кровь, и я должен делать…
Учительство церкви… теперь есть злейший враг христианства; пастыри ее служат чему хотите, только не учению Иисуса, потому что отрицают его. Учение о церкви учительской есть теперь учение чисто враждебное христианству. Отступив от духа учения, оно извратило его до того, что дошло до его отрицания всей жизнью: вместо унижения – величие, вместо бедности – роскошь, вместо неосуждения – осуждение жесточайшее всех, вместо прощения обид – ненависть, войны, вместо терпения зла – казни. И все отрицают друг друга».
Церковь – все это слово – есть название обмана, посредством которого одни люди хотят властвовать над другими. И другой нет и не может быть церкви.
Часть 2. Нравы русского духовенства (из одноименной книги Е. Ф. Грекулова)
Состав древнерусского духовенства
Церковное общество, в особенности в период XIV–XVII веков, представляет из себя мощную организацию, обладавшую значительными материальными средствами и имевшую вместе с тем большую политическую власть. Богатая и сытая жизнь, довольство и покой, экономическая сила и политическое значение – вот чем характеризуется церковь в этот период.
Ряды духовенства поэтому пополнялись прежде всего теми, кто искал «льготы себе и чести», кто стремился к обеспеченной жизни «покоя ради телесного», кто шел в монастырь «нищеты ради». Для этой массы посвящаемых и постригаемых основной причиной «посвящения себя богу» являлось стремление к обеспеченной жизни и неспособность к общественно-полезному труду.
Это устремление на священнические места совершалось тем легче, что церковная организация испытывала большой спрос на священников, ремесло это становилось выгодным и прибыльным делом.
Наплыв на священнические места как на места легкого заработка заставляет летописца отметить: «Церквей много наставлено, а попы не хотяще рукоделия, но всякой в попы тем ся и кормяху и последоваху плотским похотем, зане бо не богу служить изволиша, но лготу телу своему».
Взгляд на священников как на лиц, занимавшихся своей профессией прежде всего в своих материальных интересах, укоренился в древнерусском обществе довольно рано и нашел себе отчетливое выражение в многочисленных памятниках древнерусской литературы.
Так, в слове неизвестного автора XIV века мы встречаем следующую уничтожающую характеристику древнерусского духовенства: «Каждый держит иерейство, чтобы тем кормиться, а не заботиться о духовных делах, чтобы приять мзду вечного живота: не преподаст правого учения во спасение, а больше снисходит, льстит и из-за дара прощает без епитимии; все и делает и говорит ради чрева, чтобы не лишиться временной чести».
Иностранец Флетчер приводит свой разговор с Вологодским епископом, который на вопрос его, зачем он постригся в монахи, откровенно признался: «Чтобы есть хлеб в покое».
В результате такого подбора «служителей божиих» даже высшее духовенство – епископы, как говорит митрополит Даниил, «только себе… упасоша, и расшириша чревы свои брашны и пьянствы… и вся дела пастырская презреша, и нимало не попекошася исцелити овца, но точию на славу и честь… и на восприятие мзды уклонишася».
Подобную же оценку духовенству в его стремлении к сытой и покойной жизни дает и Стоглавый собор, в следующих словах характеризующий духовенство: «Некоторые… теперь стригутся ради покоя телесного, чтобы всегда бражничать и ездить по селам для прохлады. Чернцы и черницы по миру волочатся и живут в миру, не зная, что такое монастырь. Старец поставит в лесу келью или церковь срубит, да идет по миру с иконою просить на сооружение, а у царя земли и руги просит… А архимандриты и игумены добываются сана деньгами, лишь бы получить власть; службы же церковные не знают, и монастыря они даже не знают и покоят себя в келье с гостями: да племянников своих содержат в монастыре и удовлетворяют их всем монастырским, а монастыри опустошают, и вкладчиков изгоняют, так что братия обеднела, страдает голодом и жаждою и томится всякими нуждами; потому что богатство все перешло к властям, а они его истощили вместе со своими родственниками».
Это стремление к священству «покоя ради телесного» увеличивалось в значительных размерах во время различных междоусобиц, войн и нестроений, когда пострижение в монастырь служило гарантией сохранения имущества, которое поступало в этом случае, как вклад, в монастырь…
Освобождение священников от зависимости и тягостей необеспеченной жизни также вызывало значительную тягу в ряды духовенства тех, кто шел «нищеты ради»; наконец, духовенство принимало в свои ряды и просто преступников, укрывавшихся за священническим саном от наказания за совершенные преступления.
* * *
В результате такого отношения к священству как к способу улучшить свое положение, основное ядро духовенства подобралось такое, что давало возможность говорить современникам: «Полон мир попов, да делателей мало».
Еще в XI в., говоря о монастыре св. Дмитрия, летописец отмечает: «Мнози монастыри от князь и от бояр и от богатства поставлены, но не суть таци, каци суть слезами, пощением, молитвами, бдением».
А митрополит Даниил, говоря о своих современниках, дает следующую характеристику их «пастырской» деятельности: «Мы презираем и небрежем о пастве нашей, и колика погибает душ человеческих от лености и небрежения нашего».
