– Что ж, Рыс Рыссон справляется вьесьма недурно в сложившихся обстоятельствах, а мы в вьерхнем Убервальде… – леди Марголотта почти шептала, – …очень радеем за прогресс. Но да, как одержать окончатьельную победу, вот что мне хотьелось бы знать.
Его светлость аккуратно отставил бокал.
– Увы, этого не достичь никогда. Меняются звезды, меняются люди, и нам остается только содействовать будущему, заботиться о нем с решимостью и осмотрительностью, дабы мир пребывал в мире, даже если для этого придется истребить на корню нависшую над ним угрозу. Должен отметить, вкрадчивые и пространные расспросы о сегодняшнем положении дел в мире подсказывают мне, что король-под-горой – которому я нанес визит накануне нашей с тобой встречи, как того требует протокол, – уже вынашивает планы. И как только он сделает свой ход, мы бросим все силы на его поддержку. Он строит большие планы на будущее. Он считает, что подходящее время пришло, тем более теперь все знают, что в Анк-Морпорке проживает самое многочисленное в мире сообщество гномов.
– Но его народ не очень-то жалует прогресс. И должна признать, я поньимаю почему. Прогресс – серьезный повод для беспокойства, когда изо всех сил пытаешься сохраньить мир. Он такой… ньепредсказуемый. Мнье же не нужно напоминать тебе, Хэвлок, как много льет тому назад один эфебский философ построил мощную машину, пугающе мощную. Если бы те люди сохраньили для будущих поколений секрьет мотора, движимого силой пара, жизнь сегодня могла бы быть совсем другой. Тебе не кажется это тревожным? Как мы можем контрольировать будущее, когда один дурак может придумать механьизм, способный перевьернуть весь мир?
Лорд Витинари вылил себе в бокал остатки бренди и беззаботно ответил:
– Леди Марголотта, только дурак будет стоять на пути у прогресса. Глас народа – глас богов. Впрочем, под чутким управлением разумного правителя. Посему я придерживаюсь той точки зрения, что когда придет время парового двигателя, паровой двигатель придет.
– Что это ты тут делаешь, а, гном?
Юный Магнус Магнуссон не сразу обратил внимание на старого гнома с угрюмым лицом (насколько его было видно под бородой). Он явно принадлежал к тому типу гномов, которые сами никогда не были молоды. Поэтому Магнус пожал плечами и ответил:
– Без обид, о почтенный, но я вроде иду себе, никого не трогаю и надеюсь, что окружающие поступят точно так же. Крысовать-то зачем?
[4]
Говорят, что кроткий ответ отгоняет гнев, но наблюдение это, которое зиждится на одной лишь надежде, в ту минуту демонстрировало свою несостоятельность, поскольку даже внятный и продуманный кроткий ответ вполне способен вывести из себя того, кому только дай повод. И пожилой гном сейчас упивался собственным гневом.
– Ты почему каску задом наперед надел, юный гном?
Магнус был гномом простым и допустил роковую ошибку: он применил логику.
– Ну так, о почтенный, на нем мой скаутский значок. Слыхали про скаутов? Прогулки на свежем воздухе? Абсолютно безвредное и полезное для общества занятие?
Перечисление добрых намерений Магнусу ничем не помогло, и в нем запоздало проснулось предчувствие беды. Старый гном был очень сильно недоволен, и за короткое время их разговора к ним успели подтянуться другие гномы, которые смотрели на Магнуса так, будто примеривались перед дракой.
Магнус впервые оказался в городах-близнецах Здеце и Шмальцберге и не рассчитывал на такой прием. Эти гномы были совсем не похожи на тех, с кем он вырос на улице Паточной шахты. Поэтому Магнус начал пятиться, торопливо бормоча:
– Я здесь, если что, навещаю бабушку, она у меня приболела, и я приехал аж из самого Анк-Морпорка. Добирался на попутных телегах, спал на улицах, в стогах сена и амбарах. Это очень, очень далеко…
И потом все случилось.
Магнус бегал быстро, как и подобало члену анк-морпоркской Крысиной стаи
[5]. Уже на бегу он пытался сообразить, что же пошло не так. Он ведь так долго добирался на перекладных до Убервальда, и он был гномом, и они были гномами, и…
Тут он вспомнил, как читал что-то такое в газетах еще дома, про то, как некоторые сообщества гномов до сих пор отказываются иметь дело с любыми организациями, которые включают в свои ряды троллей – их извечных инстинктивных врагов. Но на родине Магнуса тролли водили с гномами дружбу, и они все до единого были нормальными ребятами – да, может быть, туповатыми, но Магнус порой захаживал к ним в гости на чашку чая, да и они к нему. Только сейчас он вспомнил, как старые тролли и пожилые гномы огорчались по той лишь причине, что после многовековых попыток истребить друг друга они после одного-единственного рукопожатия должны были вдруг стать приятелями.
Магнус знал, что подземный город подгорного короля был местом темным, и гномов это устраивало, ведь гномы и темнота всегда шли рука об руку. Но оказавшись там, он ощутил какую-то особенно едкую темноту. В ту нелегкую минуту Магнусу показалось, что здесь у него нет ни одной близкой души, за исключением бабушки, на пути к которой, похоже, его поджидало еще немало неприятностей.
Он уже запыхался, но шум погони за Магнусом все еще не стихал, даже когда он оставил позади глубинные коридоры и туннели и устремился к выходу из подземного города Шмальцберга, понимая, что к бабушке ему придется вернуться в другой день… или другим путем.
Он остановился лишь на секунду перевести дух, но стражник у городских ворот перегородил ему дорогу с жадным выражением лица.
– И куда это ты торопишься, господин Анк-Морпорк? На солнечный свет к своим дружкам-троллям?
Стражник взмахнул пикой, сшиб Магнуса с ног, и избиение началось всерьез. Магнус откатился, пытаясь увернуться от ударов, и, повинуясь некоему рефлексу, выкрикнул:
– Так не просит, чтобы мы думали о нем, но Так требует, чтобы мы думали!
Он захрипел и выплюнул зуб и в этот момент увидел, как к ним приближается еще один гном. Новоприбывший на вид казался немолодым и состоятельным, так что ни о какой дружбе не могло быть и речи. Но вместо того чтобы надавать Магнусу пинков, гном рявкнул голосом, похожим на грохот молота:
