…в абсолютной темноте паровоз выбросил облако горячего пара, и воздух мигом наполнился розовым туманом…
Гном ждал, не в силах пошевелиться, пока серьезный голос не произнес:
– ПРОШУ БЕЗ ПАНИКИ. ТЫ ПРОСТО УМЕР.
Вандал уставился на скелетоподобную фигуру, после чего собрался духом и ответил Смерти:
– Ох… Но знаешь, я ведь ни о чем не жалею. Я выполнял волю Така, и теперь он встретит меня в раю с распростертыми объятиями!
Для существа, у которого не было гортани, Смерть предпринял неплохую попытку откашляться.
– НУ, НАДЕЖДА УМИРАЕТ ПОСЛЕДНЕЙ, И учитывая то, ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ЗАТЕЯЛ, Я БЫ НА ТВОЕМ МЕСТЕ НЕ ТЕРЯЛ ВРЕМЕНИ ДАРОМ И ПРЯМО СЕЙЧАС НАЧИНАЛ НАДЕЯТЬСЯ С ОСОБЫМ УСЕРДИЕМ, – сказал Смерть голосом, холодным, как гранит. – ТАК МОЖЕТ БЫТЬ МИЛОСЕРДЕН. НАДЕЙСЯ НА ЭТО ИЗО ВСЕХ СИЛ. ДА, ТАК МОЖЕТ БЫТЬ МИЛОСЕРДЕН. ИЛИ…
Вандал прислушался к тишине, похожей на звон колокола без языка, и наконец зловещее молчание нарушило одно слово:
– …НЕТ.
Железная Ласточка издала пронзительный визгливый свист, словно попавшая в беду девица. Этот свист ножом прорезал воздух, и к моменту, когда капрал Шнобби Шноббс и сержант Колон осмотрительным и аккуратным бегом
[48] достигли гаража, они обнаружили у Ласточки лишь что-то влажно-теплое, смутно-розовое, а кроме того – набор инструментов и фрагменты костей.
– Похоже, она дала сдачи! – заметил Шнобби. – Мне все ясно, сержант. Тут произошло что-то сверхъестественное. Мистика, можно сказать.
Фред Колон шагнул вперед и сказал:
– Не вижу ничего мудреного, Шнобби. Взгляни на лом и эти инструменты… Ты же не хочешь сказать, что паровоз не спит по ночам, точно какая-нибудь старушка, которая держит под боком кочергу, чтобы отваживать воров. Сдается мне, она просто кокетничает. Горячий пар! Хорошо, что мы с тобой успели отпугнуть остальных нападающих!
– А они были хорошо вооружены, – произнес Шнобби очень отчетливо, чтобы в этом не осталось ни малейших сомнений. – Но у них кишка была тонка, чтобы встретиться с нами лицом к лицу, вот.
Капли влаги падали с прочных перекрытий под потолком. Колон посмотрел наверх и спросил:
– Эй, Шнобби, а что это за белая штука застряла в крыше?
Шнобби сощурился:
– Хм, смахивает на кусок черепа, сержант, если хочешь знать мое мнение. Все еще дымится.
В отдалении послышались тяжелые шаги – это прибежали охранники-големы, которые оперативно рассеивались по местности.
Шнобби повысил голос и сказал:
– Нужно сказать им, что остальные уже миль за десять отсюда, сержант, так быстро они убегали. Может, старина Ваймс даже даст нам отгул за сегодняшнюю службу.
– Но подожди, – перебил Колон. – Мы патрулировали вокруг этого паровоза уже много, много раз, и с нами никогда ничего не случалось.
– Но мы же не собирались его ломать, а, сержант?
– Что? Не хочешь ли ты сказать, будто Железная Ласточка понимает, кто друг, а кто враг? Да ну… Это же просто кусок старого железа…
В тишине что-то тинькнуло. Колон и Шнобби затаили дыхание.
– Зато какая удивительная машина, а, Шнобби? Только погляди, какие гладкие линии!
Наступила еще одна пауза, в течение которой оба продолжали удерживать дыхание, и Шнобби подхватил:
– Ну что, сержант, големы уже здесь, и наша смена подошла к концу. Я напишу подробный рапорт, как только мы вернемся в штаб, и, кстати, ты так и не вернул мне мой карандаш.
Пара удалилась на диво быстрым шагом, и Железная Ласточка осталась одна. А некоторое время спустя раздался очень тихий звук, походивший отчасти на свист, отчасти на смешок.
Рано или поздно все, так или иначе связанное с железными дорогами, попадало к Мокрицу на стол, и, как правило, он безотлагательно пересылал это дальше. Но сейчас он переводил внимательный взгляд с документов на явно сконфуженного Дика Кекса.
– Ну же, Дик, рассказывай, что, по-твоему, произошло вчера ночью. Похоже, граги планировали сделать с Ласточкой что-то посерьезнее вмятины. Не исключено, что это связано с нападением на станцию, правда, были… существенные отличия. Привести паровоз в негодность можно по-разному, но Стража прибыла на место преступления за считаные минуты, и, если верить их словам, Ласточка постояла за себя и обезвредила одного из злоумышленников. Я давно знаком с этими стражниками, и в какой бы заварушке они ни участвовали, они всегда выступают против численно превосходящего противника, по крайней мере так они говорят, когда рядом нет свидетелей. Но ведь и впрямь все выглядит так, будто она сама покарала обидчика, если можно так выразиться, и вскипятила его. Пол до сих пор не оттерли. Как, по-твоему, такое могло случиться, Дик? Это какое-то волшебство?
Дик покраснел и ответил:
– Господин Липвиг, я инженер. Я не верю в волшебство, но сейчас мне кажется, что, может быть, волшебство верит в Железную Ласточку. Каждый день я прихожу на работу и вижу там наблюдателей за поездами… Они теперь даже палатки разбивают на участке, ты заметил? Они знают о Ласточке чуть ли не больше моего – представляешь? – и я смотрю на пассажиров, которые до сих пор на ней катаются, вижу их лица, и это лица не инженеров, а скорее людей, которые пришли в церковь, и я не могу понять, что же происходит? Нет, я не могу объяснить, каким образом Железная Ласточка убила этого гнома, который хотел убить ее, и почему она никогда не делала ничего подобного, когда вокруг были другие люди. Все это похоже на сознание, а я не знаю, как она мыслит.
Дик раскраснелся как мак, и Мокрицу стало жаль инженера, который жил в мире, где вещи делали то, что им положено, числа складывались в суммы, а вычисления плясали под стук счетной линейки, как им и положено. Он вдруг оказался в мире умозрительного, где линейка теряла свой авторитет.
Дик растерянно посмотрел на Мокрица и спросил:
– Ты думаешь, возможно, чтобы у машины вроде Железной Ласточки была… душа?
«О господи, – подумал Мокриц, – к такому меня жизнь не готовила». Вслух же он ответил:
– Я вот смотрю, как ты проводишь по Ласточке рукой, когда она останавливается, и со стороны кажется, что ты ее гладишь. И я замечал, что другие машинисты тоже так делают, и, хотя Скорые имеют номера, я слышал, что им все равно присваивают имена и даже разговаривают с ними, иногда сплошными междометиями, но все же разговаривают с механической штуковиной. Я задавался вопросом: что, если жизнь каким-то образом передалась ей? Я даже начал замечать, что пассажиры каждый раз, когда они поднимаются на борт Железной Ласточки, тоже похлопывают ее, но спроси у них – и они не смогут объяснить почему. Но что ты сам думаешь?
