А потом Железная Ласточка поцеловала буфер на конечной станции в Здеце, и первым на спешно возведенный перрон сошел Рыс Рыссон. Его приветствовал большой и крайне взбудораженный пухлый человек, у которого буквально на лбу было написано слово «бургомистр». Бургомистр жутко потел – на толстяках всегда испарины не меньше, чем на паровозах. Он преклонил колено перед королем, что было внушительным достижением, учитывая его, откровенно говоря, шарообразную форму.
– Добро пожаловать домой, ваше высочество, – сказал он, отдуваясь. – Жители Здеца всегда гордились хорошими взаимоотношениями с вашими земляками, и я от души надеюсь, что и впредь мы будем оставаться в согласии.
Он выпалил это приветствие скороговоркой, и Мокриц услышал в его голосе мольбу: «Пожалуйста, не трогайте нас, мы порядочные люди и всегда признавали право вашего величества на Каменную Лепешку». И молчаливая приписка: «Пожалуйста, не трогайте нас, и главное, не нарушайте устоявшиеся экономические отношения. Пожалуйста. Пожалуйста?»
Рыс пожал протянутую вспотевшую ладонь и сказал:
– Я ужасно сожалею, что наши недавние разногласия доставили тебе такие неудобства, Хамфри.
После таких слов бургомистр расплылся в улыбке.
– О, вовсе нет, ваше высочество, ничего страшного. Поначалу досаждало, когда вы… то есть они… начали сносить башни и все такое. Ну, вы сами понимаете, как оно бывает. Вроде как семейная ссора у соседей: понимаешь, что не твое это дело, и остается только заваривать чай да предлагать дружеское плечо и, если надо, бинты с лекарствами. А в следующий раз встречаешься с соседской парой и уже не обращаешь на нее особого внимания, потому что у тебя свои заботы, и назавтра вы снова друзья. К тому же вмешалась ее светлость, и после пары образцово-показательных… В общем, все хорошо, что хорошо кончается, клик-башни снова работают. Она тверда, но справедлива, наша леди Марголотта, и удивительно расторопна.
Потливый Хамфри говорил о самой влиятельной вампирше в мире и прекрасно понимал это, но в то же время ему удалось придать ей облик этакой пожилой дамы, которой достаточно постучать по полу клюкой, чтобы заслужить всеобщее уважение.
– Но во всех семьях бывают свои нелады, – продолжал Хамфри. – Начинаются с сущего пустяка, забываются через день и не приносят никому серьезного вреда.
За спиной бургомистра выгружались из поезда пассажиры, а Железная Ласточка временами шипела и плевалась, как любят делать паровозы, давая понять, что она еще не совсем уснула.
Мокриц слышал, как Ваймс разговаривает с единственным вампиром в Страже, капитаном Салли фон Хампединг, которая была прикреплена к управлению Стражи в Здеце. Потом они подошли к Мокрицу.
– Салли говорит, несмотря на то что все сообщение со Шмальцбергом было отрезано, до Стражи доходили известия о том, что среди заговорщиков не все гладко, – сообщил Ваймс. Он посмотрел на Салли в ожидании подтверждения.
– Да, – сказала она. – Наши источники сообщают, что граг по имени Пламен…
Она умолкла, когда Рыс яростно фыркнул, а его сгрудившиеся земляки затрясли топорами.
– Опять он! – процедил Рыс.
– Да, – подтвердила Салли. – Он и некоторые другие лица, которых мы пытаемся разыскать с самой резни в Щеботане. Похоже, Пламен и его последователи теряют поддержку. Они не получают того, что хотят. Начинаются волнения…
– Это хорошо, – оборвал ее Рыс. – Это можно использовать.
– А Альбрехтсон? – спросил Арон.
Салли улыбнулась, чуточку сверкнув клыками, и, надо сказать, это было самое подходящее место в мире для того, чтобы выпустить их на свет.
– Хорошо. Остается верен вам, ваше высочество.
Юркий посыльный гоблин протиснулся через толпу и передал сообщение Салли, которая прочла его.
– Ага, – сказала она. – Это от Альбрехтсона. Похоже, заговорщикам известно о вашем возвращении. Альбрехтсон хочет, чтобы вы знали, что обращаются с ним хорошо и что он следил за продвижением Железной Ласточки благодаря помощи гоблинов.
Рыс повернулся в сторону Дика с Мокрицем и сказал:
– Благодарю вас и сэра Гарри за то, что доставили меня сюда в целости и сохранности. И Железной Ласточке я тоже благодарен. Когда придет время, вы убедитесь, что моя благодарность не знает границ. Я хотел бы поговорить с вами дольше. Но прошу меня извинить. Мне пора вернуть свое королевство.
Обращаясь к собранию гномов, которые теперь все столпились на платформе, вооруженные до зубов, он провозгласил:
– Пусть всем будет известно, что король-под-горой прибыл и готов воссесть на Каменной Лепешке. Всякий, кто вознамерится отказать ему в этом простом удовольствии, пусть будет готов подкрепить свои внятные и аргументированные возражения оружием. Все просто. Пусть это послание огласит в Шмальцберге Грох Грохссон, многоуважаемый и мудрый гном, который не нуждается в представлении, а сопровождать его будет мой доверенный секретарь Арон. С ними я отправляю следить, чтоб все было честно, командора Ваймса, Дежурного по Доске и бывшего посла. Помните, что нанесение ущерба королевским гонцам во всех без исключения случаях равносильно государственной измене. Имейте в виду, я с вами нянчиться не буду. Мятежные гномы получат по справедливости.
Нарушая наступившую тишину, Ваймс громко зажег сигару.
– Пусть остальные идут, я через пару минут догоню, – сказал он.
Мокрица, понятное дело, не было в Кумской долине, но он боялся, что вот-вот станет свидетелем ее второго пришествия, только на этот раз гном пойдет против гнома. «Это безумие!» – хотелось вскричать ему, и вдруг он осознал, что действительно выпалил это вслух.
Он удивился ответу короля:
– Еще какое, господин фон Липвиг. В голове не укладывается, не так ли? Но рано или поздно наступает момент, когда приходится оглашать имена и рубить головы. Увы, это мало похоже на светскую беседу, но вот что происходит, когда рассудок перестает быть главным.
– Но вы же все гномы. Чего вы надеетесь этим достичь? – простонал Мокриц, который до конца своих дней будет помнить голос короля…
– Завтрашнего дня, господин фон Липвиг. Мы надеемся достичь завтрашнего дня.
Прибытие королевских гонцов вызвало невероятный переполох в бесчисленных пещерах Шмальцберга, который удивительным образом всегда становился центром вселенной, когда дело касалось очередных волнений, и жернова слухов здесь мололи активнее, чем жернова богов. Слухи растекались точно ртуть. Это можно было бы назвать гномьим семафором, если бы не то обстоятельство, что семафоры не сочиняют клики на ходу. Так думал Мокриц, шагая следом за Рысом и его свитой приближенных гномов в глубь муравейника под названием Шмальцберг. Мириады звуков поднимались из его недр по туннелям и пещерам и сливались в некий общий шумовой фон или, подумал Мокриц, туман. Он назойливо клубился где-то у мочки уха, звуча ужасом и сумятицей войны.
Постепенно все четче становились отдельные звуки. Повышенные тона, крики, лязг оружия, пересыпанный восклицаниями и гномьими ругательствами, которые, как известно, живут своей жизнью. Спустившись еще ниже, они столкнулись с Ароном, который встретил их с обнаженным мечом. С меча капала кровь. Заметив взгляд Мокрица, Арон пожал плечами.
