Я умолк. Можно представить себе состояние полководца, ожидавшего свеженькую дивизию, а вместо нее получившего гору щебня… Немудрено, что бывший профессор так никогда и не дослужился до бригадного генерала.
Между тем Чак продолжал:
– Представь себе две эти массы в виде пластин конденсатора, несущих один и тот же временной заряд. Потом пластины разряжаются по затухающей кривой, то есть фактически по вертикали, и – вжик! Одна из них отправляется в середину будущего года, другая – в глубь веков. Но какая из них куда направилась – никто никогда не узнает. Ну а самое худшее, что вернуться обратно ты уже не сможешь. Никогда.
– Хм… Кому охота возвращаться?
– Слушай, тогда в чем смысл всей затеи? Какая польза для науки или коммерции? Все затраты ни к чему, если ты не сможешь связаться из времени, куда ты попадешь, с настоящим. Да и оборудования пока такого нет – оборудования и энергии. Мы пользовались атомным реактором. Дороговато… Тут тоже есть свои недостатки.
– Обратно-то попасть можно, – напирал я. – С помощью холодного сна.
– Хм… если попадешь в прошлое. А очутись ты в будущем? Ведь предугадать невозможно. И если в прошлом, куда ты попадешь, уже знают, как погружать в холодный сон… то есть надо угодить в послевоенное время. Но какой в том толк? Если тебя интересует, что произошло, скажем, в году тысяча девятьсот восьмидесятом, спроси у кого-нибудь из стариков или полистай подшивки газет. Эх, был бы способ попасть в прошлое и сфотографировать распятие Христа… Но такого способа нет. Просто невозможен. Ты не только не сможешь вернуться обратно, но пока на земле нет достаточного количества энергии для таких путешествий. Тут еще все завязано на законе инверсии.
– И тем не менее должен же был кто-то попробовать? Неужели никто не путешествовал во времени – просто из любопытства?
Чак опять огляделся.
– Я и так наговорил слишком много.
– Скажи еще, хуже не станет.
– Предполагаю, что три человека попробовали. Предполагаю. Один из них – преподаватель, бывший военный летчик. Я был в лаборатории, когда Твишел привел этого Лео Винсента. Твишел сказал, что я могу идти домой. Я еще потолкался в лабораторном корпусе и видел, как немного погодя Твишел вышел, но без Винсента. Насколько я понимаю, он все еще где-то там. После этого он, конечно, у нас больше не преподавал.
– А двое других?
– Студенты. Они зашли в лабораторию втроем, вышел только Твишел. Один из них был на занятиях уже на следующий день, другой пропадал целую неделю. Так что соображай сам, что к чему.
– Самого-то никогда не тянуло?
– Меня? Я что, похож на ненормального? Твишел-то считал, что добровольно пойти на это в интересах науки – чуть ли не моя прямая обязанность. Я ответил: спасибо, нет. Я лучше пойду пивка попью… И еще сказал, что если он сам надумает, то я с радостью нажму для него кнопку пуска. Он мой вызов не принял.
– А я бы попытал счастья. Узнал бы все, что меня беспокоит… а потом вернулся бы… опять погрузившись в холодный сон. Овчинка стоила бы выделки.
Чак глубоко вздохнул:
– Хватит с тебя пива, друг мой. Ты уже пьян. Ты меня совсем не слушал. Первое, – он нарисовал галочку на мокром столе, – где гарантия, что ты попадешь в прошлое? Вместо того ты можешь очутиться в будущем.
– Рискнул бы все равно. Что ж, настоящее мне нравится больше, чем прошлое. Но вернись я теперь на тридцать лет назад, может, там мне еще больше понравилось бы.
– Ладно, тогда ложись в долгий сон – так хотя безопаснее. Или просто сядь и тихонько жди, пока будут бежать годы; я лично так и собираюсь поступить. Но только прекрати меня перебивать. Второе – если ты все-таки окажешься в прошлом, вполне возможно проскочить тысяча девятьсот семидесятый год просто из-за допустимого отклонения. Твишел выстреливал наугад; не думаю, что аппаратура у него отградуирована. Правда, я-то не в курсе, поскольку был мальчиком на побегушках. Третье – лабораторию построили в тысяча девятьсот восьмидесятом году, а раньше на этом месте была сосновая роща. Предположим, ты вернешься за десять лет до того, как лаборатория была построена, и угодишь внутрь сосны. Вот уж рванет, не хуже кобальтовой бомбы! Только ты об этом уже никогда не узнаешь.
– Но… Кстати, почему надо обязательно очутиться возле лаборатории? Почему не где-то в открытом космосе, на том месте, где когда-то стояла лаборатория?.. Я имею в виду, где она была… или, точнее…
– Да ничего ты не имеешь в виду. Ты окажешься на земле и на том же самом месте по широте и долготе. О математических расчетах не волнуйся, просто помни, что произошло с морской свинкой. Но если окажешься в прошлом, до того как выстроили лабораторию, можешь очутиться в дереве. Четвертое – как ты сможешь добраться до настоящего, если ляжешь в холодный сон, даже при условии, что все сойдет нормально?
– Мм… Однажды я прошел через это, пройду и во второй раз.
– Конечно. А вместо денег чем будешь пользоваться?
Я открыл было рот, чтобы ответить, да так и остался сидеть. Чак поверг меня в полное замешательство. Когда-то у меня водились деньги, теперь их больше нет. Даже то, что я скопил (а этого едва ли хватило бы!), нельзя было взять с собой. Черт, если б даже я ограбил банк (искусство, совершенно мне незнакомое) и взял целый миллион – в 1970 году я не смог бы его потратить. Просто-напросто загремел бы в тюрьму за попытку сбыта подозрительных денег. Изменилось все: форма, цвет, рисунок, не говоря уж о серийных номерах.
– Может, я там скоплю кое-что.
– Молодчина. А пока ты там накопишь, может, тебе кто и поможет против твоей воли оказаться здесь и сейчас… но облысевшим и беззубым.
– Ладно, ладно. Давай-ка вернемся к твоему последнему пункту. Скажи, слышал ли ты когда-нибудь о взрыве на том месте, где стояла лаборатория?
– Да нет вроде.
– Значит, я не вмажусь в дерево, потому что уже не вмазался. Дошло?
– И опять ты пальцем в небо. Старый парадокс, меня на нем не купишь. В теории времени я как-нибудь разбираюсь, может, побольше твоего. Ты просто начал с конца. Никакого взрыва не было, и ты не собирался вмазываться в дерево… потому что ты никогда и не собирался совершать прыжок во времени. До тебя дошло?
– Но предположим, что совершил…
– Исключено. Потому что есть еще и пункт пять. Против него тебе крыть нечем, так что вникай. Тебе не удастся совершить такой прыжок, потому что все, о чем мы говорим, засекречено, тебе просто не позволят. Так что давай забудем об этом, Дэнни. Мы провели вечер за умной и содержательной беседой, а утром… ко мне придут из ФБР. Давай-ка выпьем еще по одной, а в понедельник утром – если все еще буду на свободе – я позвоню главному инженеру «Аладдина» и выясню, как зовут того другого «Д. Б. Дэвиса» и кто он. Может, он до сих пор там работает, а если так, мы с ним поужинаем и поговорим о наших делах. А еще я хочу познакомить тебя со Шпрингером, генеральным директором «Аладдина», он отличный парень. И забудь ты про эту чушь с путешествием во времени: никогда с него не снимут секретность. Лучше б я тебе ничего не говорил… а если ты на меня сошлешься, я сделаю квадратные глаза и скажу, что ты лгун. Мой допуск может мне когда-нибудь пригодиться.
