Мы вернулись на главную улицу и свернули у другого магазина. На этот раз мы приехали к ферме, где нас встретили куры и утки, которые обступили машину и истошно кудахтали и крякали.
– Ой, ты только послушай, – воскликнула Элис. – А птицы-то разговаривают на том же самом языке, что и у нас в Ирландии.
В этот момент из амбара выскочили двое огромных псов.
– Хорошенькие собачки, – умилилась Рози.
Собаки бросились к машине и принялись истошно лаять и лязгать зубами перед нашими окнами.
Папа тут же завел двигатель, и мы быстренько уехали с фермы.
Наша третья попытка кончилась тем, что мы остановились у полуразрушенного дома. Поблизости не оказалось ни сумасшедших французов, ни лающих собак, поэтому мы выбрались из машины и уставились на дом.
– Ну, так как, Шейла? – в недоумении спросил папа. – Это он?
– Не глупи, Донал! – возмутилась мама. – Думаешь, Люси не сказала бы нам, что у ее дома отсутствует крыша?
Мы уселись обратно в машину. Признаться, все уже изрядно устали, поэтому настроение заметно упало.
– Так, – заметил папа. – Это уже не смешно. Если мы не найдем дом, то остановимся в ближайшем отеле.
– Круто! – в один голос воскликнули мы с Элис.
– Только через мой труп, – отозвалась мама.
Мы в который раз вернулись на главную улицу, свернули у булочной, повернули направо, а затем еще раз налево. Папа остановил машину рядом с миленьким домиком с железной крышей. Дом был увит плющом, а на красной двери красовался изящный молоток. Домик словно сошел с картинки книги сказок. К счастью, рядом не оказалось ни орущих мужчин, ни собак.
– Ну что? – спросил папа уже, наверное, в пятый раз за сегодняшний день.
– У нас есть только один способ это узнать, – ответила мама и решительно вышла из машины. Она достала из сумки ключ, поднялась по ступенькам и вставила его в замочную скважину. К нашей несказанной радости, дверь поддалась и открылась.
– Круто! – завопили мы хором и разом выскочили из машины.
Мама широко распахнула дверь:
– Добро пожаловать на каникулы! – произнесла она, когда мы промчались мимо нее внутрь.
Глава тринадцатая
Вечер прошел просто замечательно. Мы с Элис выбрали для себя крохотную, но уютную комнату, расположенную в мансарде
[7], и принялись развешивать одежду в небольшой миленький шкафчик. Когда все вещи были распакованы, папа отвез нас на побережье, и мы купались до вечера и даже ни капельки не посинели.
На обратном пути мы заехали в супермаркет, и мама была просто поражена выбором свежего мяса, так что она тут же забыла обо всех своих консервных банках с чечевицей и горохом. На радостях мама купила большую курицу, так что можно сказать, что у нас был вполне нормальный ужин.
Когда все наелись, Элис глубоко вздохнула и откинулась на спинку стула:
– Это самый замечательный ужин в моей жизни!
Думаю, она говорила это без всякой задней мысли. Мама радостно посмотрела на мою подругу, папа обнял маму, Рози обняла Элис, а я подумала, что при таком раскладе каникулы уж точно удадутся!
Прежде чем уснуть, мы с Элис долго болтали, поэтому на следующий день встали очень поздно. Первое, что мы услышали, это крик мамы:
– Донал, я не могу найти овсянку! Я ведь клала две пачки, ты не знаешь, куда они запропастились?
– Нет, – ответил папа.
Мама повысила голос:
– Девочки, вы проснулись? Кто-нибудь из вас видел овсянку?
Элис начала смеяться.
– Ты чего? – спросила я. – С каких это пор слово «овсянка» стало таким смешным?
Элис продолжала веселиться.
– Это я распаковывала овсянку.
– И поэтому тебе так смешно? – все еще ничего не понимая, спросила я.
– Ну, – протянула Элис. – Скажем так, я немного ускорила процесс распаковки.
– Да о чем ты вообще говоришь? – я начала терять терпение.
Элис села в кровати:
– Я выложила упаковки овсянки еще в Лимерике, когда никто из вас не видел, и спрятала их в гараже.
Теперь я тоже не удержалась от смеха.
– Не знала, что ты так ненавидишь овсянку, – захихикала я.
Элис пожала плечами:
– Вовсе нет. Можно сказать, что я ее даже люблю, особенно, если добавить мед, но я помню, что ты ненавидишь кашу.
Я широко улыбнулась:
– Вот это услуга! Спасибо тебе большое, Эл!
– Девочки! – снова крикнула мама. И ее голос оказался значительно ближе к нашей спальне, чем в прошлый раз. Вдруг дверь комнаты открылась, и мама собственной персоной показалась на пороге.
– Доброе утро! Вы слышали, я звала вас? Кто-нибудь видел овсянку?
Я посмотрела на Элис, а Элис на меня.
– Извини, мам, ни я, ни Элис не видели и зернышка овсянки с тех пор, как приехали во Францию.
Это была почти правда.
Элис улыбнулась моей маме.
– Почему бы нам с Элис быстренько не одеться и не съездить в булочную. Там наверняка найдется свежайший хлеб к завтраку.
Мама никак не могла решиться:
– Вообще-то я хотела приготовить кашу на завтрак… А, ладно! Неважно! Мы ведь во Франции, так давайте завтракать как настоящие французы!
Через пять минут мы с Элис уже катили на великах к булочной. Все было точно так, как я себе и представляла – луга, залитые солнцем, безмятежное голубое небо и мы с моей подругой смеемся и болтаем. А лучше всего было то, что хлеб оказался необычайно вкусным, а мама на протяжении всех каникул больше ни разу не упомянула слово «каша».
Глава четырнадцатая
На следующее утро мы с Элис снова вызвались поехать в булочную.
– Это так классно! – сказала моя подруга, когда мы ехали вдоль поля.
– Значит, ты не жалеешь, что не полетела с Грейс на Лансароте?
– Нет, ты что! Здесь клево! – крикнула она и со всех сил закрутила педали так, что мне пришлось ее догонять.
Мы подъехали к булочной и оставили наши велосипеды у невысокого заборчика. Когда, купив хлеб, мы вышли обратно, я попыталась засунуть багеты в сумку, которая висела на руле велосипеда. Вдруг Элис схватила меня за руку.
– Там, в саду… – зашептала она. – Только не смотри!
– О, нет! – застонала я. – Только не говори, что это опять Мелисса. Я думала, ей не так уж и плохо в ее навороченном отеле с тремя бассейнами и пятью ресторанами.
