— Катя умерла? Так же как папа и Федя? — не унималась девочка.
Мадам Адлер нагнулась к ней и, дотронувшись пальцем до ее подбородка, приподняла заплаканное лицо, по розовым щекам которого текли крупные слезы.
— Дурочка! — сказала она успокаивающим голосом. — Твоя сестра всего лишь очень устала. Она поспит и будет совсем здорова. Если ты будешь умницей, я тебя пущу к ней в четыре часа.
Варя исподлобья смотрела на мадам Адлер.
— Она, правда, не умерла? — пытливо спросила она.
— Что за вздор ты городишь! Я тебе говорю, что она только устала, отдохнет и будет совсем здорова, — проговорила мадам Адлер, улыбаясь.
— И вы меня пустите к ней сегодня?
— Пущу, если ты будешь умницей.
— А когда же мы будем завтракать? — вдруг спросила девочка, подняв на инспектрису свои блестящие, черные, еще не высохшие от слез глаза.
— Завтракать?! А разве ты не кушала? — мадам Адлер посмотрела на часы, висевшие на крючке ее пояса.
— Я утром только молоко пила, а Катя ничего не хотела, ничего, — повторила Варя с ударением на слове «ничего». — Она все разбирала там у мамы, а потом Александра Семеновна велела скорее ехать. Ах!.. А где же Александра Семеновна? — вдруг с беспокойством спросила она.
— Она поехала домой. Завтра приедет опять, — ответила мадам Адлер, поманив к себе кого-то рукой.
К ней подошла немолодая женщина с добрым, кротким выражением лица, в темно-синем кашемировом платье и в белом тюлевом чепце на гладко причесанных русых волосах с легкой проседью.
— Эта маленькая поступает к вам. Elle est orpheline de père et de mère presque
[22], — добавила она вполголоса. — Поставьте ее с Нютой, пожалуйста.
Мадам Адлер слегка кивнула головой, передавая классной даме маленькую руку Вари, которую держала в своей, и, потрепав девочку по щеке, пошла через залы к коридору.
По мере ее приближения, стоявшие в рядах дети разных возрастов равномерно приседали и медленно поднимались уже за ее спиной. Инспектриса шла как бы в волнах, молча, серьезно, слегка наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Не успела она скрыться за дверью, как всё пришло в движение, потянулись опять нескончаемые ряды сходящихся и расходящихся пар и пошел немолчный говор нескольких сот звонких, молодых голосов, слившийся опять в тот оглушающий, неопределенный тон, который так поразил поступивших в этот день девочек. Разговоры шли самые оживленные, и оживлению этому немало способствовали маленькие Солнцевы.
— Ты видела! — живо говорила одна хорошенькая девочка лет тринадцати, перебегая из одного ряда в другой. — Видела маленькую? Какая душка, правда?
— Ну нет, старшая куда лучше! Какая у нее коса! Длиннейшая…
— Зато у маленькой глаза, как звезды! — вмешалась третья.
— А как ты можешь знать, что у старшей они не лучше? Ведь ты их не видела, — сказала с досадой защитница Кати…
И толковали, толковали во всех рядах, обсуждая и лица, и платья, и походку, и каждое движение новеньких.
Классная дама, которой инспектриса передала Варю, стояла некоторое время посреди залы и, прищурив глаза, смотрела через головы проходивших перед ней детей, по-видимому, чего-то выжидая. Когда к ней приблизилась вереница самых маленьких детей, она остановила их и подвела Варю к передним парам.
— Это твои товарки, — сказала она, слегка нагнувшись к ней, — твои подруги. Нюта! — произнесла она, повысив голос.
Из ряда вышла девочка лет десяти, худенькая, маленькая, с большими серыми глазами и длинными ресницами. Ее бледное, подвижное личико, с ясно обрисовывавшимися сквозь тонкую кожу жилками, казалось болезненным.
— Нюта, ты возьмешь эту маленькую под свое покровительство. Она сирота, — сказала классная дама и, обратившись ко всей массе остановившихся перед ней девочек, прибавила: — Вы, надеюсь, не станете ее обижать и научите всем нашим порядкам. Она меньше всех вас и еще ничего не знает. Ты станешь с ней в паре, Нюта.
Нюта Боровская только подняла глаза на свою классную даму и, ничего не ответив, улыбнулась, взяла руку Вари в свою и повела ее в арьергард
[23].
Младшие воспитанницы, на минуту остановленные, задвигались и зашаркали по полу ногами, спеша догнать опередивших их воспитанниц и занять свое прежнее место.
Любопытные воспитанницы, и взрослые, и маленькие, сталкиваясь рядами, ни на минуту не оставляли новенькую в покое и закидывали ее вопросами, на которые она едва успевала отвечать.
Она раз сто уже сказала, как ее зовут и как ее фамилия, и это ей так надоело, что она уже была готова заплакать, как раздался звонок. Все засуетились, заторопились куда-то, и в две-три минуты середина залы опустела, а по обеим ее сторонам вытянулись парами длинные, ровные, как по ниточке выровненные ряды коричневых и зеленых, больших и маленьких девочек. Ряды эти местами прерывались, оставляя промежуток в несколько шагов. Когда еще минут через пять каждый из этих промежутков был занят дамой в синем платье или молодой девушкой в сером с черным шелковым передником, ряды снова задвигались. Сначала тронулись самые большие девочки, потом меньшие, меньшие, и, наконец, маленькие.
Нюта нагнулась к Варе и, обхватив ее за талию, шепнула ей:
— Теперь два часа, мы идем в класс. Первым будет Рендорф — немец, потом русская диктовка.
— А когда же мы будем завтракать? — спросила удивленным и недовольным тоном Варя.
— Как завтракать?! Мы уж давно пообедали, — сказала Нюта, тихонько смеясь. — В четыре нам дадут хлеба, а в восемь мы будем ужинать.
Варя еще шире открыла большие глаза.
— Пообедали? — сказала она. — А как же мы-то?
Нюта посмотрела на ее огорченное лицо, от души засмеялась и стала через плечо рассказывать по-французски кому-то из подруг о том, какая эта новенькая смешная. Варя слышала и ее смех, и ее рассказ.
«Эту девочку я никогда не буду любить, никогда. Она гадкая, злая насмешница», — думала Варя и, понемногу высвободив свою руку из-под руки Нюты, пошла рядом с ней, стараясь на нее не смотреть.
— Так нельзя, надо идти под руку, — нахмурила брови Нюта и, взяв Варину руку, почти насильно положила ее под свою.
Варя собралась что-то возразить, но в эту минуту, подняв глаза, увидела свою первую знакомую, мадам Адлер. Она обрадовалась ей, и недаром. Инспектриса молча протянула руку, отделила Варю от класса и, дав последним парам пройти, сказала шутливо:
— Ну, а теперь пойдем завтракать.
