— О-ох!.. — простонала девушка и еще пуще разрыдалась.
— Да в чем дело? Что случилось-то? — обступили ее малявки.
— Погорел у тебя кто или умер? — слышались тревожные расспросы.
Паша отрицательно покачала головой и едва внятно промолвила:
— Не помирал и не горел никто, а вот… Графин-то я… Я разбила… — и Паша так взвыла, точно случилась непоправимая беда.
— Ха-ха-ха! Так это ты графин так оплакиваешь? Нашла что! — расхохоталась Замайко. — Ну и разбила, и не беда, купят новый.
— Да ведь за мой счет купят, а ведь он рубль восемь гривен стоит, с жалованья вычитать будут!..
— Не плачь, Паша, — дотрагиваясь до ее плеча, взволнованно сказала Ганя, — мы тебе поможем.
— Медам, я предлагаю, у кого есть деньги, собрать и купить в складчину новый графин, — и Ганя выложила свой блестящий пятиалтынный.
— Савченко, да ты никак свое «счастье» жертвуешь? — удивленно спросила Тишевская.
— Ну и что же? — отворачиваясь, чтобы никто не видел ее смущения, ответила Ганя.
— Я следую твоему доброму примеру, — Акварелидзе положила свою монетку рядом с деньгами Савченко.
— Ну, душки, и у меня кусок в горло не полезет, — со своей милой улыбкой добавила свое «счастье» Лядова.
— Медам, я отдаю рубль, который мне сегодня подарила бабушка, — и рубль Грибуновой со звоном покрыл мелкую монету.
— Уже рубль сорок пять копеек, — сосчитала Липина.
— Есть еще у кого-нибудь? — обвела она взглядом присутствующих, но остальные только отрицательно покачали головами.
— Ах, как жаль, — вздохнула Замайко, — бедная Паша, ничего не выйдет…
Затихшая и обнадеженная Паша снова завыла.
— Пустое, — послышался нежный, но уверенный голос Тишевской. — Паша может купить графин поменьше, никто на это и не обратит внимания, был бы графин.
— О, наш милый Шерлок Холмс, ты умница, недаром сама природа позолотила твою хитрую головку! — радостно кричала Замайко.
— Барышни, век за вас Бога буду молить! — и с радостными слезами Паша бросилась целовать руки девочек, а те в смущении увертывались от нее.
У всех было светло и весело на душе, да еще впереди ждал вечер с изысканным угощением.
Грибунова щедро угостила всех, не забыв и m-lle Малееву, которой она поднесла полную тарелочку отборных фруктов и конфет.
Смущенная таким вниманием, синявка, видимо, постеснялась есть при воспитанницах. Подозвав Липину, она дала ей ключ от своей комнаты и велела отнести туда угощение.
Весь класс принимал участие в уничтожении обильных гостинцев Грибульки, и только Исаева, которую седьмушки до сих пор бойкотировали, сердито и завистливо поглядывала в сторону лакомок.
Понемногу девочки насытились; одна большая бонбоньерка даже осталась нетронутой, и ее решено было спрятать на завтра.
В семь часов, как обычно, Малеева проводила диктовку, и этот вечер не стал исключением.
— Ах, как надоели эти диктанты, — ворчали седьмушки. Но девочки сами понимали, что быстрые успехи возможны только благодаря таким занятиям.
— Дежурная, соберите тетради и отнесите их в мою комнату, — приказала классюха.
Исаева поторопилась исполнить ее распоряжение и, получив от Малеевой ключ, направилась в ее комнату.
Никто не обратил внимания на ее долгое отсутствие, никто не заметил и того, как робко и подозрительно озиралась Исаева, вернувшись в класс, — каждая была занята своим делом.
Счастливые и довольные улеглись в этот вечер малявки; с удовольствием вернулась в свою комнату и уставшая за дежурство Малеева.
С удовольствием вспомнила она и об угощении, которое ждет ее сегодня. Но каково же было ее удивление, когда она обнаружила почти пустую тарелку.
— Что это? — вслух произнесла она, наклоняясь над столом: на тарелке лежало только несколько конфет.
— Куда же девалась груша? А мандарин?
Малеевой не было жалко исчезнувших фруктов, но в душе поднялось подозрение, стало неприятно и тяжело.
«Дуняша сегодня ушла со двора, неужели же “они” могли это сделать? Господи, какая гадость! Никто кроме Липиной и Исаевой не входил в мою комнату. Ах, как нехорошо, как неблагородно!» — с горьким чувством подумала она.
«Но которая из двух? — невольно задала она себе вопрос. — Нет, Липина не могла, это честная, благородная душа. Так значит, Исаева?»
И странно — в защиту этой девочки ничто не заговорило в душе Малеевой.
«Ах, какая это низость, какая гадость», — в сотый раз говорила она себе.
Но как же быть? Поднимать историю? Заставить весь институт говорить об этом? Позорить свой же класс? Нет, это противоречило ее принципам. А молчать?
«Подожду до поры до времени, — решила она. — Нельзя же губить судьбу глупого ребенка из-за проступка, вызванного жадностью. Но я постараюсь косвенно и незаметно повлиять на нее и исправить, пока не поздно…»
Глава XXVIII
Ужасное открытие. — Предательская ленточка. — Пока не поздно
— Медам, сейчас я вас угощу! — вернувшись в класс после обеда, объявила Грибунова.
— Душка, вот это кстати! — отозвалась Замайко и даже облизнулась, вспомнив объемистую коробку
Грибуновой, предусмотрительно отложенную на сегодняшний вечер.
— Исаева, дай ключ от шкафа! — обратилась Грибулька к дежурной.
— Без Струковой не дам, — отрезала та.
— Это почему?
— А потому, что не желаю, дай вам, так вы весь шкаф разнесете, — сердито проворчала Исайка.
— Не дашь? Тогда я сама сейчас пойду к Стружке и спрошу, можно ли мне взять мои гостинцы, — и Грибунова выбежала в коридор, где вместе с другими дамами прогуливалась Струкова.
Старуха была в духе и охотно разрешила своей любимице полакомиться.
— Смотри, не переешь только, а то в лазарет придется идти, — пошутила она вслед убегавшей в класс Грибульке.
Та только весело тряхнула головой.
— Стружка позволила. Давай ключ сейчас же! — холодно обратилась она к Исайке.
— Повежливей, пожалуйста, а то и не дам, — сердито ответила та.
— Буду я с тобой церемониться, когда ты передо мною ломаешься! — запальчиво воскликнула Грибулька.
— А ну тебя, убирайся! — и Исайка демонстративно швырнула ключ на пол.
— Вот невежа! — презрительно пожала плечами Грибунова и, подобрав ключ, поспешила к шкафу.
— Ай! Что это, медамочки? — воскликнула она, указывая на развернутую коробку.
