— Отчего же, пожалуй. Тряхнем стариной! — без колебаний согласился Михаил Николаевич. — А как вы думаете распределить роли? — заинтересовался он.
— Женские, по-моему, расходятся великолепно, они точно созданы для наших исполнительниц, — начал Ланской.
При этих словах Леля радостно вспыхнула, предвкушая будущий триумф.
— Мне кажется, но это, конечно, только мое личное мнение, может быть, ошибочное, — деликатно оговорившись, продолжал он, — что роли нужно распределить следующим образом: Ольга Петровна при ее фигуре, выдержанных манерах и общей полной корректности всего своего облика, будет прекраснейшей старшей дочерью-ученой. Она, несомненно, была бы очень хороша и в роли княгини — матери Боби, но для этого она слишком молода. Из Надежды Петровны выйдет чудесная средняя дочь — хозяйка. На сцене, только на сцене! — молодой человек, улыбаясь, успокоил всплеснувшую было от ужаса руками Надю. — Что же касается младшей сестры, то есть самого Сорванца, то нам придется поклониться Галине Павловне, так как я сильно подозреваю, что, когда Крылов писал свою комедию, он имел в виду именно ее, — наклоняя голову в сторону сидящей в конце стола Гали, закончил Ланской.
Впечатление от слов Бориса Владимировича получилось самое неожиданное, сильное, и далеко не все присутствующие реагировали одинаково.
— Чудесно! Прекраснейшее распределение! Двумя руками подписываюсь под ним, — весело одобрил Михаил Николаевич, довольный, что Ланской не забыл его любимицу.
Щеки Гали радостно вспыхнули. О таком счастье она никогда и не мечтала. Участвовать в спектакле!.. Ей, которая обожала и сцену, и декламацию. В редкие досуги, запершись в своей келейке, она громко читала стихи и прозу, находя в этом громадное наслаждение.
— Мне? Играть? Что вы! Да разве это возможно?! — невольно громко сорвалось у нее.
— О, Галка сыграет! Галка все что угодно изобразит! — убежденно воскликнула Надя. Незаметно подтолкнув локтем подругу, она подмигнула ей, намекая на разыгранную сцену у бревенчатого домика.
Леля при первых же словах Ланского относительно того, что из нее выйдет прекрасная дочь-ученая, недоумевающе взглянула на говорящего. Когда же в связи со словом «Сорванец» произнесено было имя Гали, она побледнела от столь неожиданной и острой обиды, губы ее нервно дернулись и на глазах выступили слезы злости.
Мало того что эту чуть ли не горничную приглашают участвовать в спектакле — возможность, ни на минуту даже не мелькавшая в мыслях Лели, — ей еще отдают главную роль! Девушка задыхалась от негодования.
Марья Петровна, вся вытянувшись, сидела с видом оскорбленной королевы. Нетерпеливо барабаня пальцами по столу и в то же время стараясь говорить как можно спокойнее, она произнесла:
— Меня крайне поражает, Борис Владимирович, та уверенность, с которой вы говорите, что Галя прекрасно исполнит заглавную роль пьесы. На чем, собственно, основано ваше убеждение? Или, может быть, она на жизненной сцене успела доказать вам свои драматические способности? — язвительно подчеркнула Таларова последнюю фразу.
Теперь уже побледнела Галя. Вспыхнуло лицо Михаила Николаевича. Дрогнули тонкие брови Ланского, и что-то особенное, холодное, но почти неуловимое пробежало по его всегда приветливому лицу.
— Моя уверенность не так бессознательна, как могла показаться вам, многоуважаемая Марья Петровна, — почтительно начал он. — Вы, может быть, изволите помнить, как при первой встрече с Галиной Павловной я утверждал, что уже видел ее где-то и, вдобавок, при какой-то особенной обстановке? Память, оказывается, не изменила мне. Я действительно видел ее несколько лет назад на гимназическом литературном вечере, где она выступила с таким успехом, что поголовно все присутствующие признали в ней крупный талант.
— Талант? Rien que ça? — стараясь добродушно улыбнуться, повторила Таларова. — Oh, on est si indulgent pour les enfants, а вы, мой друг, снова повторяю — и ко всем вообще. Но, согласитесь, большая разница прочитать какую-нибудь басенку или сыграть на сцене большую роль, при условии, что требования предъявляются уже не как к ребенку, а как к взрослому, искусство же замерло на той же точке… Convenez, mon ami
[72]… — злой усмешкой закончила свою фразу Таларова.
Мгновение помолчав, она продолжила:
— Но допустим, допустим даже, что талант налицо и своим исполнением Галя затмит покойную Комиссаржевскую
[73]. Во всяком случае, я, уже как хозяйка дома, имею возражения. Теперь такое горячее время: варка варенья, маринады, консервы… Галя не может бросить свои прямые обязанности! Если она день и ночь будет учить такую большую роль и без конца ездить на репетиции, мы окажемся на пище святого Антония
[74]! Лично меня это не устраивает, — по-прежнему с улыбочкой закончила Таларова.
— Это Галя-то при ее феноменальной памяти будет зубрить день и ночь?! — негодуя воскликнула Надя.
— Ma chère
[75], я твоего мнения не спрашиваю, — мягким голосом, но сердитым взглядом остановила ее мать. — А по-моему, — обратилась она уже к Ланскому, — пусть Надя играет сестру-хозяйку, согласна, у нее выйдет хорошо. А Сорванца я поручила бы Леле. Я еще зимой слышала, как она читала всю эту пьесу вслух, и именно эта роль ей особенно удавалась…
— В таком случае, — перебил невестку Михаил Николаевич, — я попрошу дать мне сыграть Боби, худенького, изящного девятнадцатилетнего маменькиного сынка, которого кормят чуть не с ложечки и без малого за ручку гулять водят. Мы с Лелей тогда оба будем на своих местах, ансамбль получится полный! Кстати, они и сцены-то все больше вместе ведут.
Леля опять вспыхнула, зато Марья Петровна, в душе все сильней и сильней раздражаясь, говорила все тише и спокойнее.
— Ошибаешься, Мишель, я не тебе предназначала эту роль, — холодно отчеканивая слоги, снова начала она. — Я нахожу, что великолепнейшим, изящным Боби вышел бы наш милый Борис Владимирович.
— Я? Боби? — с искренним ужасом воскликнул Ланской. — Сжальтесь, многоуважаемая Марья Петровна. Я пригоден исключительно на роли старичков, преимущественно с комическим оттенком. Да и стар я для Боби, на него нужен совершеннейший юнец. Мы вот с Михаилом Николаевичем старцев изобразим: один — отца, другой — генерала. А на роль Боби, если позволите, я вам предоставлю прекраснейшего исполнителя, своего приятеля Николая Андреевича Власова…
— Власова!? — сорвалось и замерло в устах Нади, ожесточенно впившейся пальцами в руку своей соседки, Гали. — Ты слышишь?… — захлебнулась она от радости.
