— А мы все недоумевали, Борис Владимирович, почему вас так долго нет. Я так беспокоилась, что и танцев начинать не хотелось. Все вас поджидали! Зато вдруг такой сюрприз, — щебетала Леля, с кокетливой миной заглядывая в глаза Ланского.
И девушка видела, что эти глаза сияли, что молодое лицо улыбалось, что весь он был в радостном, приподнятом настроении.
— Так идем, Борис Владимирович, и, я думаю, можно уже приступить к танцам, — снова заговорила девушка, намереваясь увлечь Ланского за собой.
Но тут раздался голос Татьяны Борисовны:
— Смотри, Боря, не забудь исполнить моей просьбы, — смеясь взором, обратилась она к сыну.
— О, можете быть совершенно спокойны, maman, — так же ответил он. — Уже иду. Pardon
[92], я только исполню поручение моей матери, а затем буду к вашим услугам, — учтиво склонился перед Лелей молодой человек и поспешно направился в столовую.
Видимо, в исполнении возложенного на него поручения встретились какие-то препятствия, так как обратно он появился только минут через пятнадцать, показавшихся Леле, в нетерпеливом ожидании стоявшей на том же месте, часами. Молодежь рвалась в бой, и Виктор несколько раз осведомлялся, нельзя ли начинать танцы.
— Погоди же! Вот, право, не хочет понять! — на брате сорвала досаду девушка. — Вернется в зал Ланской, тогда мы с ним и начнем.
Наконец в дверях столовой показалась давно ожидаемая фигура. Но что это?! Леля вся так и выпрямилась.
Борис Владимирович, под руку с Галей, горячо беседуя о чем-то, неторопливым шагом двигается по залу.
— А-а-а! Галочка! Вот так так! Вот так превращение! — раздается по пути их следования одобрительный возглас Нади.
Завертевшись среди молодежи, она еще не видела занятую разливанием чая Галю в ее новом наряде.
— Рекомендую, господа! Небывалая метаморфоза, чудо двадцатого столетия: галочка, при помощи кине-грамо-сине-ауто-бромо-форо-скопа обратившаяся в канарейку, и притом весьма удачную. Ну, скажите сами: не прелесть моя канарейка?! Точно прямо с Сандвичевых остр… впрочем, нет, оттуда сандвичи привозят, — поправилась болтушка. — Ну, одним словом, со своих канарейских островов прилетела к нам, — восхищенно глядя на подругу, говорила Надя, обращаясь к окружавшей их молодежи. — Однако дальновидна наша канареечка так же, как была и в блаженные дни своего галочьего существования. Извольте посмотреть: не порожняком в дальний путь-дороженьку пустилась, рябинкой запаслась, дабы нашлось что поклевать при надобности, — добавила она, указывая на голову девушки.
Галя была в светло-желтеньком, действительно канареечного цвета крепдешиновом платье, совершенно простеньком, безо всякой отделки: плиссированная в мелкую складку мягкая материя красиво падала вокруг тонкого стана, перехваченная около пояса лишь лентой. Пучок крупной красной рябины был приколот к левому плечу девушки, а другой, такой же, красовался с правой стороны пушистой головки, точно коралловая гроздь ярко выделяясь на темных волосах. На открытой шее красовалось ожерелье из незабудок, в маленьких розовых ушах было ввинчено по такому же голубому цветочку. Именно канареечкой, скромной лесной певичкой, окруженной нарядными колибри, блестящими райскими птичками и пестрыми попугайчиками, казалась Галя в своем простеньком наряде, с оригинальным убранством из красной рябины.
Ее милое оживленное личико привлекало к себе искренне восхищенные взгляды. Еще издали остановился на нем и ласковый, приветливый взор Татьяны Борисовны.
— Maman, вот позвольте вам представить Галину Павловну Волгину, с которой вы хотели познакомиться, — прямо перед матерью остановился Ланской, недалеко от неприятно пораженных Марьи Петровны и Лели.
Галя низко присела перед Ланской, но та поднялась ей навстречу и с тепло засветившимися добрыми глазами крепко обняла девушку.
— Ну, наконец-то я вижу вас, — просто и весело начала она.
Стоя рядом с Галей и держа ее за обе руки, Ланская все с тем же ласковым выражением лица смотрела в смущенное, обрадованное лицо девушки.
— Я столько слышала, что мне кажется, давно уже знаю вас, — продолжала Татьяна Борисовна, — а вот увидеть все не удавалось. Между тем мне очень хотелось этого, — она еще раз поцеловала Галю.
Ни тени светской любезности не было теперь в лице Ланской; глядя на ее светящиеся глаза, на открытое выражение и безыскусную улыбку этой женщины, Галя сразу почувствовала, поняла, как прав был ее сын, говоря: «О, моя мать только на вид grande-dame, в сущности же она совсем-совсем простой человек». Эти слова Борис Владимирович произнес еще при первом визите к Таларовой.
Наконец раздались запоздалые звуки вальса.
— Ну, теперь не буду задерживать вас, побеседуем потом, когда вы устанете, а теперь с Богом, на свежие силы… Кстати, и кавалер тут же, — указывая на сына, добавила Татьяна Борисовна и, пожав руку девушке, села на свое прежнее место.
Ланской поклонился Гале, и красивая молодая пара первой поплыла под мелодичные звуки вальса по еще пустому залу.
Леля, чуть не плача, стояла, как окаменевшая, оскорбленная до глубины души всем произошедшим. Ее положение грозило стать смешным и привлечь всеобщее внимание, если бы не находчивость Виктора. Он, будучи дирижером, громко крикнул:
— Valse! Engagez vos dames! Et valse générale!
[93]
Подлетев к сестре, он быстро пригласил ее, и они понеслись по залу почти одновременно с опередившей их первой парой. К ним постепенно присоединились остальные, и скоро весь зал представлял собой одну сплошную веселую, шумную, беззаботно кружащуюся массу.
В дверях приютились наблюдающие, но не принимающие в танцах активного участия мужчины. Среди них выделяется крупная, благообразная фигура Михаила Николаевича.
Сегодня веселье молодежи не заражает его так, как в тот вечер, после любительского спектакля. Он лишь в качестве зрителя следит за мелькающими оживленными лицами, за более или менее грациозно выполняемыми сложными па современных танцев.
Галя постоянно покидает зал, вызванная какой-нибудь хозяйственной необходимостью, новым срочным распоряжением или нетерпеливо посланная самой Таларовой с тем или иным незначительным поручением. Девушка, вероятно, не вернулась бы обратно к танцующим, если бы не молодежь, следующая за ней и настойчивыми приглашениями чуть не силой увлекавшая ее обратно. Чаще всех, лишь только она исчезала из среды танцующих, на ее розыски отправлялся Борис Владимирович, и его уговоры всякий раз имели желаемый результат.
— Дядя Миша, отчего вы не танцуете сегодня? — неизменно уговаривала Галя, всякий раз проходя мимо, но Таларов в шутливой форме, улыбаясь, отнекивался под различными предлогами, а в глубине веселого голоса, смеющегося выражения лица чуткому слуху девушки мерещилась какая-то затаенная грустная нотка. Но ей не давали времени задумываться.
