Не меняя выражения лица, Дейв кивнул и оттолкнулся от кровати Лиллиан, отчего его кресло снова жалобно скрипнуло. Следующие двадцать минут их разговор напоминал деловую встречу или военный совет: Дейв и Лиллиан разрабатывали стратегию обмана и лжи, который отныне им предстояло придерживаться всегда.
* * *
Прошло почти девять месяцев, а они все еще продолжали лгать. Рассказывая историю Пола, Лиллиан ни разу даже не споткнулась, до того гладко у нее все выходило. «Умница девочка», подумала она про себя; ее вранье работало.
– Как долго Пол был с вами? – не отцеплялась от нее Женевьева. Лиллиан стало понятно, что все прежние вопросы репортерши были так, разминкой, а вот теперь она наконец добралась до главного – до Пола. Его любили все, несмотря на то, что Дэвид и Лиллиан были единственными, кто знал его при жизни. Обычно говорить о нем – сначала о его рождении, а потом о смерти – было трудно, но сегодня все шло хорошо. Ей так долго было запрещено даже упоминать о нем, что иногда она начинала сомневаться – существовал ли он когда-нибудь на самом деле? – а этот разговор как будто освежил ее чувства.
– Три коротких, но прекрасных месяца, – вздохнула Лиллиан.
– Когда вы узнали? – Уголки рта Женевьевы поползли вверх, и Лиллиан поняла, что она и в самом деле с интересом ждет ответа.
– Я сидела на дереве, ела зеленый банан…
Глава 26. Лили – день триста первый
Остров
Ненавижу зеленые бананы. На вкус они как трава, а когда их жуешь, превращаются во рту в комковатую массу. Обычно я ненадолго кладу их в огонь, чтобы шкурка обуглилась снаружи, тогда они становятся мягче внутри – все же не так противно. Но сегодня утром огонь горит как-то вяло, а мне до того хочется есть, что ждать просто невмоготу.
Я понемногу забываю о том, какая прекрасная еда существует на свете. Шоколад, стейки, пончики, пицца, свежая зеленая фасоль, гамбургеры, мороженое – все, чего я, возможно, не отведаю больше никогда. Теперь я знаю, что вкус забывается раньше всего остального. Тем не менее слова «вкусно» и «пальчики оближешь» даже отдаленно не передают моей тоски по настоящей еде, по чему-то, кроме рыбы, улиток, крыс и плодов разной степени зрелости.
Так и не наевшись, я отправляю в рот последний кусочек фрукта. Арахисовое масло – вот что явно улучшило бы вкус этого бананового недоразумения. Бросив шкурку на тлеющие угли, я встаю, подхожу к нашей поленнице и беру сверху пару сухих палок. Надо подбросить в огонь, пусть разгорится как следует, чтобы, когда Дэвид принесет улов, сразу начать жарить. Надеюсь, удача сегодня улыбнется ему, и он поймает рыбу, у которой на костях будет хоть немного мяса. Надо нам сделать еще одну вылазку на Бизарро-бич, а то что-то я устала от здешней рыбы со вкусом водорослей.
Огонь разгорается, я делаю шаг назад, по моему лицу струйками стекает пот. Похоже, банан не пошел мне на пользу. Сегодня я планировала заняться изготовлением ткани, но жара и тошнота замучили меня так сильно, что я с вожделением гляжу на синие морские волны. Окунусь ненадолго, что тут такого?
Дэвид не любит, когда я плаваю одна. Это из-за нашей истории о смерти Кента – она выдуманная, но мы так часто повторяли ее друг другу, что и сами поверили в его таинственную гибель в волнах. А еще мне кажется, что Дэвид верит, будто акулы, раз отведав человеческой крови у берегов нашего острова, будут как-то особенно агрессивны по отношению к нам. Я же твержу ему, что он насмотрелся фильмов.
Я неторопливо стягиваю с себя майку, шорты и забрасываю их в укрытие, чтобы не клацать потом зубами в мокрой одежде. Сегодня на мне купальник, и он мне почти как раз. В первые недели после смерти Кента я исхудала так, что видела очертания бедренных костей у себя под кожей. А теперь снова округлилась.
Придерживая резинку купальных плавок руками, я прыжками захожу в воду. Сегодня я не ныряю; наоборот, медленно погружаюсь, пока вода не начинает доходить мне до подмышек, и все еще думаю о Дэвиде.
Когда мы осознали, что влюблены друг в друга, наши чувства были напряжены до предела. Сколько было ночей, равных которым по страсти я не знала… А ведь я не школьница, у меня есть кое-какой опыт; но, то ли из-за долго сдерживаемого желания, то ли оттого, что мы с ним как-то особенно совместимы физически, но время мы проводили прекрасно, если вы меня понимаете.
Я ложусь на воду; она соленая, хорошо держит, и мне кажется, будто я парю в воздухе. В последнее время я чувствую какое-то необычное умиротворение. Почти на целую минуту я забываю о голоде и даже не думаю о детях, которые живут и дышат где-то за полмира от меня.
Странно, что совесть совсем не мучает меня из-за отношений с Дэвидом. Они кажутся мне такими естественными, к тому же в них явно присутствует не только физическое начало. И это не страсть, которая угасает после одной яркой вспышки; нет, то, что у нас с ним, больше похоже на брак, когда любовь становится глубже и осмысленнее со временем.
Иногда мне даже кажется, что это больше, чем брак. К примеру, с Джерри мы никогда не проводили вместе каждую минуту каждого дня – ну, по крайней мере, не десять месяцев подряд. Дома, в Сент-Луисе, я помню утра, когда Джерри уходил, наконец, на работу после долгих выходных, а я испускала вздох облегчения. Думаю, что большинство мужей и жен чувствуют необходимость отдохнуть иногда от своей второй половины, но с Дэвидом я никогда ничего такого не испытываю. А точнее, я начинаю скучать по нему в первую же минуту, едва он скрывается из виду.
Вот и сейчас его нет больше часа, а я уже вся извелась. После Кента я не могу оставаться одна – у меня появляется ощущение, будто за мной следят. Иррациональный страх, конечно, но после того, что он сотворил со мной, можно почесть за счастье то, что зависимость от чужого общества – единственный психологический шрам, который у меня остался.
Бр-р, пойду-ка я лучше домой, обсохну, а то Дэвид придет, не найдет меня и будет волноваться. Я переворачиваюсь в воде на живот и неторопливо плыву назад. Выхожу на берег, с меня течет ручьями, и я уже в который раз с сожалением вспоминаю огромные пляжные полотенца, которые есть у меня дома. Лежат в чулане, на нижней полке. Они теплее иного одеяла, и всегда чуть-чуть пахнут хлоркой, сколько бы я их ни стирала. Но делать нечего, придется просто отжать волосы и…
Упс! Мой желудок вдруг так сердито подскакивает, как будто кто-то пнул меня изнутри. По-прежнему мокрая, я падаю в песок на колени и чувствую, как что-то ворочается во мне, словно боа-констриктор. Это уже не зеленый банан. Это… я не знаю что.
– Лили! – Голос Дэвида доносится до меня раньше, чем я успеваю увидеть его самого. – Что случилось? Ты поранилась? – Он подбегает ко мне с такой скоростью, что, упав рядом со мной в песок на четвереньки, еще некоторое время скользит по нему, обдавая меня душем из песка.
– Нет. Чувствую себя как-то странно. Что-то не то. – Я прижимаю к животу обе ладони, крепко-крепко, точно хочу выдавить из себя это ощущение.
