Бросив в тележку супермаркета Whole Foods пластиковую коробку с предварительно промытой «свежей» смесью салатов, я понял, что меня полностью поглотил индустриальный зверь, которого Джоэл Салатин назвал «органической империей». Говоря об этом салатном миксе, друг Джоэла, владелец маленькой фермы по производству «заорганических» продуктов, заметил, что он бы «пустил этот салат на компост» – со стороны пуриста от органики это было прямое оскорбление. Но я пока не готов согласиться с тем, что промышленная органика – это обязательно плохо. Взять хотя бы цель – она была благая: реформировать систему производства и продажи продуктов питания стоимостью в полтриллиона долларов, базирующуюся на сетевых супермаркетах, и приспособить ее к ожиданиям потребителя, которому нужны удобные и дешевые продукты.
И все же, все же… Органическое движение было задумано как критический анализ ценностей, лежащих в основе промышленного производства еды. Так что рано или поздно должен был наступить момент, когда органика заложит процессу индустриализации свою душу (это слово до сих пор произносится в кругах органиков без всякой иронии), когда в супермаркете-пасторали станет больше вымысла, чем фактов, и она превратится в еще одну ложь маркетологов.
Теперь вопрос: достигнута ли уже, по мнению Джоэла Салатина, эта точка? Или проще: насколько хорошо супермаркет-пастораль чувствует себя под взглядом покупателя, читающего рекламные листовки, и журналистским контролем? Она чувствует себя так, как может себя чувствовать любая пастораль, если сумеет поглотить производство объемом 11 миллиардов долларов, но, в общем-то, не очень хорошо. По крайней мере, именно к этому выводу я пришел, когда проследил пути отдельных продуктов из моей корзины Whole Foods обратно на фермы, где они были выращены. Я узнал, например, что некоторая часть органического молока (конечно, не всё) поступает с ферм, на которых тысячи представительниц голштинской породы за свою жизнь не видели ни единой зеленой травинки. Они проводят свои дни в огороженном «сухом загоне», едят зерно (конечно, сертифицированное и органическое) и подсоединяются к доильным машинам по три раза в день. При этом большая часть их молока продается как ультрапастеризованное (ультрапастеризация – высокотемпературный процесс, который снижает пищевую ценность продукта). А причина в том, что такие крупные компании, как Horizon и Aurora, должны поставлять молоко на большие расстояния. Я обнаружил органическую говядину, произведенную из животных, выросших на «органических откормочных площадках» на органическом кукурузном сиропе с высоким содержанием фруктозы (уж эти слова я точно не ожидал встретить в одном предложении). Наконец, я узнал много нового об уже упоминавшемся «органическом ТВ-ужине», представлявшем собой разогретую в микроволновке миску с «рисом, овощами и жареной куриной грудкой под пикантным соусом из трав». Эта горячая закуска, носившая название Country Herb («Деревенские травы»), оказалась органическим продуктом весьма глубокой переработки. В ее состав входил 31 (тридцать один!) ингредиент, и все они были доставлены с отдаленных ферм, лабораторий и перерабатывающих заводов, разбросанных по полудюжине штатов и двум странам. Продукт, в частности, содержал такие загадочные и характерные для современной пищевой технологии компоненты, как высокоолеиновое сафлоровое масло, гуаровая и ксантановая камедь, соевый лецитин, каррагинан и «натуральный ароматизатор “гриль”». Некоторые из этих ингредиентов являлись чисто синтетическими добавками – правда, разрешенными в соответствии с федеральными законами об органике. Не много ли для «натурального» продукта? Производителем этого Country Herb значилась Cascadian Farm, когда-то новаторская органическая ферма из штата Вашингтон, которая к настоящему времени превратилась в дочернюю компанию General Mills. (Замечу, что впоследствии производство Country Herb было прекращено.)
Я также посетил родину органической курочки Рози, ферму в городе Петалума, которая больше напоминала птицеводческую фабрику, чем ферму. Я понял, что моя Рози жила в огромном сарае вместе с двадцатью тысячами других Рози. Если не считать того, что их кормили сертифицированными органическими кормами, жизнь этих цыплят мало чем отличалась от жизни обитателя любой другой промышленной птицефабрики. А как же красивая жизнь со «свободным выгулом», которую обещала надпись на этикетке? Подтверждаю: в сарае и вправду есть небольшая дверь, ведущая на узкий двор с чахлой травой. Но история со свободным выгулом – все же некоторое преувеличение, особенно когда вы обнаруживаете, что из страха за птичьи жизни дверь остается плотно закрытой до тех пор, пока цыплятам не исполнится пять-шесть недель. А уже через две недели после этого они идут под нож…
2. От Народного парка до Petaluma Poultry
Если в Беркли вы пройдете по Телеграф-авеню пять кварталов на север от Whole Foods, а затем повернете направо на Дуайт-стрит, то скоро окажетесь на замусоренной территории, покрытой травой и деревьями. Здесь расположен лагерь, в котором живут несколько десятков бездомных. Этим людям в основном по пятьдесят-шестьдесят лет, в их одежде и прическах до сих пор чувствуется влияние хиппи. Большую часть времени эти мужчины и женщины спят и пьют, как это делают бомжи во всем мире. Есть здесь, однако, и свои особенности: местные обитатели ухаживают за крохотными грязными клочками земли, на которых растут цветы и овощи – несколько стеблей кукурузы, немного брокколи на семена. Народный парк сегодня – это одно из самых унылых мест в стране, это разрушенный памятник давно рухнувшим надеждам 1960-х годов. Огромная социально-экономическая дистанция отделяет обеспеченных покупателей, курсирующих по проходам супермаркета Whole Foods, от не имеющих ни гроша бездомных в Народном парке. Тем не менее эти два объекта являются ветвями одного дерева.
Действительно, если бы в мире была хоть небольшая доля той справедливости, к которой взывают поэты, то руководители Whole Foods давно бы повесили в Народном парке мемориальную доску и поставили киоск для бесплатной раздачи органических фруктов и овощей. Органическое движение, как и движение за защиту окружающей среды, как и феминистское движение, имеет глубокие корни в радикализме шестидесятых годов, который в этих местах бурно, но недолго цвел пышным цветом. Органика – один из нескольких потоков контркультуры, которые в итоге исчезли в американском мэйнмстриме. Но исчезли не раньше, чем существенно изменили его течение. Если вы захотите дойти до истоков подобных изменений, то ваше путешествие обязательно приведет вас в этот парк.
Народный парк родился 20 апреля 1969 года, когда группа, называвшая себя Комиссией Робина Гуда, захватила пустырь на территории Калифорнийского университета и приступила к его переустройству. Люди, именовавшие себя «аграрными реформаторами», раскатывали дерн, высаживали деревья и, главное, закладывали грядки огорода. Радикалы объявили, что хотят с нуля построить в своем лагере новое «общество сотрудничества», деятельность которого будет включать производство собственных «незагрязненных» продуктов. В своем акте гражданского неповиновения Комиссия Робина Гуда вдохновлялась в том числе примером движения диггеров, которые в XVII веке в Англии также захватывали общественные земли, чтобы выращенные на них плоды раздавать бедным. Было объявлено, что еда в Народном парке будет органической – именно тогда это слово наполнилось значениями, которые выходили далеко за рамки какого-либо конкретного сельскохозяйственного метода.
