— Охотники за привидениями! — язвительно процедил Джулиан.
Звонила молодая женщина по имени Джина. Она спрашивала, будет ли им удобно, если она приедет сегодня во второй половине дня, для того чтобы прибраться в ‘t Luitspelershuisje, сменить постельное белье и так далее.
Кэтрин с облегчением вздохнула, когда Роджер сообщил ей это. Она вообще уже не ожидала, что им будут предоставляться услуги по дому; после равнодушия, проявленного директором к их багажу, она решила, что это не в характере у фламандцев. Но если кто-то собрался прийти и сменить мокрые от пота простыни, на которых иначе ей с Роджером пришлось бы спать сегодня ночью, то она не имеет ничего против.
Через несколько минут после того, как Роджер поделился с Кэтрин новостью насчет домработницы, Дагмар вернулась со своей прогулки, разгоряченная и возбужденная. Она ворвалась на кухню, держа в каждой руке по пластиковому пакету. Аксель, как обычно, висел у нее за спиной. Он хныкал и капризничал.
— Moment mal, moment mal, — успокаивала его Дагмар, вываливая покупки из пакетов на кухонную скамью. Вскоре «Таймс Литерари Сапплемент» оказалась погребена под грудой йогуртов, свежих абрикосов, хрустящих хлебцев, сыров, авокадо, мясных изделий, кофе, упаковок с надписью «Via met echt fruit
[24]», пластиковые контейнеры с откидными крышками, полные детских салфеток — и яиц!
Роджера на кухне уже не было. Осознав, что в кухне не хватит места для того, чтобы разложить все это богатство, если там будут одновременно находиться Кэтрин, Дагмар, Джулиан и он сам, Бен Лэм тихонечко последовал его примеру. Джулиан колебался. Завидев на горизонте призрак омлета, он готов был смириться со всеми этими мерзкими звуками, которые свойственно издавать детям.
Но тут Дагмар со всего размаху рухнула на табуретку у него перед самым носом и положила Акселя себе на колени. Затем, задрав футболку, она извлекла из-под нее грудь и направила сосок пальцами в рот малышу.
— Прошу прощения, — сказал Джулиан и вышел, оставив женщин одних в кухне.
Кэтрин сидела на кухонной скамье, бессмысленно глядя на дно миски, из которой Бен ел кашу. Дно было таким чистым и блестящим, что казалось, будто Бен вылизал его, хотя ничего такого она за ним не заметила. Сама она обычно съедала полпорции, а затем на что-нибудь отвлекалась. Роджера по какой-то причине это очень раздражало, поэтому дома в Лондоне она обычно, как только теряла интерес к пище, прятала остатки в первом подвернувшемся под руку месте. «Потом доем», — говорила она себе, но время летело так стремительно, и через несколько дней или недель она находила окаменевшие бублики в кармане пальто, поросшие плесенью йогурты в сундучке для украшений и превратившиеся в черную жижу бананы, лежащие, словно трупы, внутри ее туфель.
Она надеялась, что эта привычка покинет ее здесь, в «Шато де Лют», но это были тщетные надежды. Роджер, судя по всему, подбирал объедки за нею следом, но ничего ей не говорил, стесняясь присутствия коллег. А может, она вовсе не сходит с ума, а просто у нее болезнь Альцгеймера? Правда, в сорок семь вроде бы рановато… И все же: если у тебя болезнь Альцгеймера, то тебе очень многое прощают и ничего от тебя не требуют. Никто не требует от тебя постоянно взять себя в руки и не торопит вновь вернуться к исполнению супружеских обязанностей. Не нужно будет больше принимать прозак, а если кто-нибудь найдет кучу яблочных огрызков за телевизором — ну, что поделаешь, болен человек.
А когда придет смерть, ты уже совсем ничего не будешь понимать. Перепрыгнешь в мир лучший, не соображая, что с тобой происходит, а узрев сияние Славы Господней, только растерянно заморгаешь глазами с идиотским видом.
Кэтрин сфокусировала взгляд на номере «Таймс Литерари Сапплемент», с которого она сама за несколько минут до того убрала все продукты, переложив их в холодильник. Газета была открыта на разделе «Письма»: девять выдающихся литературоведов из Британии и США спорили о том, кто все же был прекрасной леди шекспировских сонетов, с таким ожесточением, словно это касалось их лично. «Мы более не публикуем писем на эту тему», — предупреждал издатель, но после почти четырех столетий было уже совершенно ясно, что бессмысленная полемика по этому вопросу, как и все другие бессмысленные полемики того же рода, может продолжаться вечно, ничем не кончаясь. Что касается Кэтрин, то у нее не было никакого собственного мнения, кроме того, что она была абсолютно уверена — оказаться замужем за любым из этих девяти спорщиков было бы сущим адом — в одном из девяти вариантов.
— Можешь брать из продуктов все, что хочешь, — сказала Дагмар.
Кэтрин совсем позабыла о присутствии немки.
— Ой… спасибо! — сказала она.
— Только если кроме меня никто больше не будет ездить в магазин, то я скоро останусь совсем без денег, — добавила Дагмар. Малыш все еще посасывал ее грудь, притихнув словно довольный котенок.
— Просто скажи об этом Роджеру, он все организует, — сказала Кэтрин. Сама она многие годы уже не подписывала чеков и не бывала в банке. К тому же в последнее время у нее появилась маленькая пластиковая карточка, при помощи которой из отверстия в стене появлялись деньги — при условии, что ты не забыл одно четырехзначное число и, разумеется, саму карточку. Впрочем, в Мартинекеркском лесу засовывать карточку было совершенно некуда.
— Как ты спала прошлой ночью, Дагмар? — спросила Кэтрин, ставя миску Бена в мойку.
— Великолепно, — сказала Дагмар.
— Ты не слышала ничего необычного где-то под утро? Кто-то кричал в лесу.
— Меня из пушки не разбудишь, — сказала Дагмар и тут же добавила, посмотрев на Акселя: — Ну, его-то я слышу сразу.
В это верилось с трудом, учитывая, насколько тихим ребенком был Аксель, но Дагмар, очевидно, знала, что имела в виду. Кэтрин удивилась тому, что когда немка опускала голову вниз, чтобы посмотреть на своего малыша, у нее под загорелым, худым лицом сразу же образовывался двойной подбородок, который старил ее лет на пять. К тому же Кэтрин заметила на лбу у Дагмар бледный шрам, которого она не замечала раньше. Очертания будущих морщин, следы прошлых рубцов — тайная история тела, неведомая никому, кроме его обитателя.
— Тебе здесь нравится? — спросила Кэтрин.
— Конечно, — отозвалась Дагмар. — Просто замечательно, что они дали нам возможность здесь поработать. Я уже десять лет как профессиональный музыкант и к тому же у меня теперь есть ребенок — пора бы начать получать деньги за репетиционное время. Верно?
— Я не совсем о том. Я об этом месте — и об этом произведении — они тебе нравятся?
Дагмар отняла малыша от груди.
— На музыку Пино Фугацци мне, честно говоря, наплевать, — сказала она, пожав плечами. Детская слюна блестела на ее соске и вокруг него. Кэтрин поспешно отвернулась. — Но я должна спеть ее хорошо. Если мне когда-нибудь окончательно надоест музыка, которую ставят передо мной на пюпитр, я порву шоппу и сочиню свою собственную, верно?
