– Неужели это так важно? Ведь самое главное, чтобы это было на пользу Риму.
– Знаю. Но Адриан… нет, это не для него, чтобы там ни говорил его любимый астролог.
– Астролог?
– Несс, бывший астролог Домициана. Он предсказал Адриану, что тот в один прекрасный день станет императором. И мой муж, разумеется, безоговорочно в это верит.
– Ненавижу астрологов, – недовольно буркнул Траян. – Я помню этого Несса. У него хватило наглости заявить мне, что меня ждет поражение, когда я в первый раз попробую усмирить Дакию.
– Но ведь он оказался прав, разве не так?
– Дело не в этом!
– Он сказал Адриану, что тот станет императором, и Адриан считает, что и на этот раз Несс окажется прав. Кстати, из него вполне может выйти хороший император, – сказала Сабина, воздавая должное мужу, хотя при одной мысли о нем гнев тотчас напоминал о себе уколом в самое сердце. – Но это еще не значит, что быть императором – это лучшая для него стезя, что бы он сам по этому поводу ни думал. Стоит ему примерить императорскую тогу, как все худшее, что есть в нем, проявится во всей своей полноте. Скажи, не поэтому ли и ты не спешишь объявить его преемником?
– Верно, – ответил Траян, слегка пожимая плечами. – Не люблю холодных людей.
– Тогда кого ты предпочитаешь? В качестве преемника?
– Я бы выбрал твоего старшего брата, останься он жить, – по лицу Траяна пробежала печальная тень. – Такого достойного человека, как он, я больше не встречал.
– Я тоже.
«Будь мой старший брат сейчас жив, – подумала Сабина, – он бы врезал Адриану кулаком по его бородатой физиономии за то, что тот пытался положить меня в постель к своим врагам».
– Значит, если это не Павлин, и не Адриан, то…
– Только Юпитер ведает, кто это может быть. Возможно, я умру, как Александр, и оставлю мою империю сильнейшему.
– Вспомни, что стало с империей Александра. Не успел он умереть, как она развалилась на части.
– Давай я сначала разберусь с Парфией, а потом будет видно, что делать дальше.
И они вновь зашагали вдоль кипарисовой аллеи.
Глава 20
Викс
– Ты смотрел на ту девушку, – сказала Мира, когда я прокладывал нам дорогу сквозь шумную толпу возле цирка.
– Какую девушку?
– Ту, что сидела в императорской ложе рядом с императором. Такая темноволосая, в ярко-алом платье, – в голосе моей жены скорее чувствовалось любопытство, нежели ревность. Она обожала поддразнивать меня.
– Когда я с тобой, я не смотрю ни на каких девушек, – шутливо поклялся я. – Я смотрел на императора. Разве он не великолепен?
– Только не увиливай от ответа. Она явно из императорского семейства. Скажи, у императора случайно нет внучатых племянниц?
– Откуда мне знать?
Скажу честно, я тотчас заметил Сабину, сидевшую рядом с Траяном в императорской ложе. Она на протяжении всех бегов о чем-то весело щебетала с императором. Ни Адриана, ни этой унылой суки Плотины я не заметил. Сабина и Траян с воодушевлением подбадривали участников и что-то с жаром обсуждали в перерывах между забегами. Я представил себе, как она своим нежным голоском шепчет Траяну, как когда-то шептала мне:
– Эти Синие сегодня обставили всех. Звери, а не кони.
Как жаль, что она не посмотрела вниз, на толпу зрителей и не выхватила взглядом меня. Меня и Миру, на которой я был женат вот уже два месяца.
– Я бы тоже не отказалась от огненно-алого платья, – сказала моя жена, – И такие же опаловые серьги, как и у внучатой племянницы императора.
– Ну, на опалы у меня, возможно, денег не хватит, а вот платье я тебе куплю.
– К таким-то волосам? – Мира задумчиво провела рукой по рыжеватой голове. – Ты только подумай, на кого я буду в нем похожа. На тыкву.
– Неправда, ты у меня красавица. – Я поцеловал ее в кончик носа.
– Впрочем, скоро я и так стану, как тыква – круглой и толстой, потому что в животе у меня твой ребенок. Правда, живота пока не видно, но ты уже заглядываешься на других женщин! – сказала Мира и, взяв меня под руку, улыбнулась. Я улыбнулся ей в ответ.
И пусть только кто-то попробует сказать, что я не извлек для себя урока из прошлого. Вернувшись домой, после того, как я убил целый день на бесполезное ожидание во дворце (как оказалось, свыше так и не был спущен приказ о моем возвращении в Десятый), я пошел прогуляться с женой, и во время этой прогулки она призналась мне, что беременна. От неожиданности я на миг лишился дара речи, а когда вновь его обрел, то прошептал то, что в свое время должен был прошептать Деметре:
– Вот и чудесно!
После чего, чтобы отпраздновать это известие, отвел ее посмотреть скачки. Вообще-то Мира предпочитала театр, особенно, если пьеса вышибала у зрителей слезу, но я решил, что ей пойдет только на пользу азарт Большого Цирка. Кстати, мне самому это тоже не помешает – по крайней мере поможет на какое-то время отвлечься от странного ощущения, что поселилось после ее слов в моей груди. Я отец.
– Как я понимаю, ты уже сказала о ребенке своим родным? – спросил я, когда мы вышли из-под мраморных арок, под которыми сбились в кучу расстроенные поклонники Зеленых, и Большой Цирк остался за нашими спинами.
Мира рассмеялась.
– Моя мать поняла это раньше, чем я. В нашей семье секретов не бывает.
Кстати, я постоянно узнавал для себя что-то новое. Когда я только женился на Мире, я полагал, что мне осталось провести в Риме всего несколько недель, потому что затем мне вручат депеши и я отправлюсь назад в Мог. А коль скоро мне уезжать, я не стал подыскивать для нас отдельное жилье. Мы оставались жить в ее родительском доме, лишь переехали в комнату, в которой стояла большая кровать. Но лето вскоре сменилось осенью, а я по-прежнему маялся бездельем в столице, пока император не спеша доводил до ума свой замысел вторжения в Парфию. Так что у меня было время близко познакомиться с родственниками моей жены. Теперь я знал о них все: о мозолях ее тетушки и ночных кошмарах деверя, о неспособности третьей жены ее дяди забеременеть, и, наоборот, о неспособности ее кузины рожать по одному ребенку за один раз, вместо того, чтобы производить на свет двойни и тройни. Я также узнал, что стоит ее племяннице Тирзе поесть клубники, как у нее на коже выступает сыпь, а ее брату Вениамину вечно мерещатся под кроватью призраки. Знал я и то, что Симон собрался жениться на той девушке с оливковой кожей из соседнего дома, но ее отец закатил скандал из-за приданого.
Кстати, в семье Миры обо мне тоже знали все. Ее мать каждое утро намазывала мне хлеб клеверным медом, слуги точно знали, в какой пропорции для меня смешивать воду и вино. И даже ее горячие племянники и кузены с их вечными речами об освобождении Иерусалима, стоило мне войти в комнату, прикусывали язык, понимая, что поносить при мне римские легионы не самое благодарное занятие. В общем, в этой моей новой семье никаких секретов не было: здесь все знали про всех. И что самое удивительное, меня это даже не раздражало.
