– Смотрится внушительно, – с хитрой улыбкой ответила жена, любуясь кольцом. Теперь мы с ней вместо уютной антиохийской квартирки жили в походной палатке. Однако Мира с прежним усердием выметала песок и вытряхивала из наших походных постелей пауков. Она умудрялась поддерживать такой образцовый порядок, что я никогда не мог найти свои вещи, не зная, где она их прячет.
– Где дети? – спросил я и потерся носом о шею Миры.
– Сегодня их на ночь взяла к себе Мириам. Антиной сам отнес младенца к ней на руках. Он ведет себя, как настоящий брат. А я-то думала, что мальчики не любят маленьких детей.
– Своих всегда любят.
Наша дочь родилась на месяц раньше срока во время весеннего марша между Антиохией и Элегией, как будто ей не терпелось поскорее увидеть этот мир. Мира слегка расстроилась, так как ожидала мальчика, я же был рад тому, что ребенок появился на свет без лишнего шума. К тому же, когда у нас с Мирой пойдут мальчики, нам не избежать ссор по поводу ужасного ритуала, который назывался не то брит, не то брис. Ладно, как бы он там ни назывался, я не позволю, чтобы мои сыновья прошли через него.
– Только через мой труп! Я не позволю уродовать моего ребенка! – в ужасе воскликнул я, когда Мира ввела меня в курс подробностей этого жуткого ритуала. – Даже не мечтай!
– Меня не заставят это сделать? – испуганно спросил Антиной.
– Ни за что на свете! – ответил я. – Ни тебя, ни наших детей.
Мира обиженно поджала губы, что означала одно: следует ждать неприятностей. На мое счастье, у нас родилась темноволосая малышка Дина с розовыми пальчиками, которые она – не иначе, как следуя моему примеру – постоянно сжимала в кулачки. Так что на время спор по поводу бриса утратил свою остроту.
– Раз Мириам взяла Дину на ночь, почему бы нам этим не воспользоваться? – произнес я, увлекая жену к походной постели.
– Зато завтра мне придется взять к себе ее сына, – ответила Мира между поцелуями. – Я пообещала ей, в обмен за то, что сегодня она даст нам побыть вместе.
– Отлично. Потому что завтра мне снова в поход. Пожелай мне удачи.
В этот раз нам привалила крупная удача – мы взяли в плен сатрапа, путешествовавшего со своей свитой и богатым обозом. Это был наш первый крупный улов этим летом. К осени у Миры на руке уже сверкал сапфировый браслет, а на шее висела золотая цепь, украшенная аметистами. Антиной получил в подарок короткий сирийский лук и пару кинжалов с рукояткой из слоновой кости. Даже малышка Дина удостоилась серебряного браслета, о который она точила свои крошечные зубки.
Плотина
– Госпожа, – Плотина почувствовала, как кто-то схватил ее руку и принялся осыпать ее поцелуями. – У меня нет слов, чтобы выразить тебе благодарность за твое содействие. Богиня, снизошедшая с небес до нас, простых смертных, дабы даровать нам свое благословение…
– Только не надо льстить мне, сенатор. – Плотина с трудом высвободила пальцы. Такого количества поцелуев она не удостоилась за всю свою супружескую жизнь.
– Богиня, – продолжал тот. От избытка чувств даже его лысина сделалась пунцовой. – Я закажу себе статую Юноны с твоим лицом. Ибо это она сейчас стоит передо мной во всем своем ослепительном величии!
Для убедительности он даже прикрыл ладонью глаза. Плотина же благосклонно склонила голову, однако поднимать его с колен не стала. Все-таки приятно, когда тебе поклоняются.
– Надеюсь, ты не забыл, сенатор, о том небольшом одолжении, о котором я тебя просила?
– Как я мог о нем забыть?! Уверяю тебя, этим делом я займусь лично.
– Прекрасно, и главное, поскорее.
Плотина вычеркнула из таблички еще одно имя. Письма Траяна, приходившие с востока, содержали маловато похвал в адрес дорогого Публия, хотя других ее муж превозносил едва ли не до небес. Например, он неизменно упоминал некоего Авла Корнелия Пальму, который в свое время одержал ряд побед над арабами Наббатеи. Постоянно мелькало в письмах и Луций Публий Цельс, причем его имя неизменно сопровождали самые хвалебные отзывы. Но разве можно допустить, чтобы их звезды сияли ярче, нежели звезда ее дорого Публия?
И как только Плотине стало известно, что некий знаменитый сенатор в данный момент находится на грани разорения, как ее задача стала существенно проще. Стоило предложить приданое для дочери и оплатить закладную за дом, прежде чем тот пошел с молотка, как сенатор даже глазом не моргнул, услышав цену, которую Плотина назвала в обмен за свою щедрость.
– Немножко клеветы, – шепнула она. – Только ненавязчиво. Где-нибудь на пиру. Словечко в разговоре с одним, словечко с другим. Например, можно вспомнить, что в юности Пальма соблазнил дочь одного достойного римского семейства, а когда отказался жениться на ней, девушка наложила на себя руки. Или что консул Цельс неплохо набил себе кошелек на своей предыдущей должности.
Крошечная ложка клеветы, которой, однако, достаточно, чтобы запятнать в глазах остальных доброе имя того или иного человека. Ведь тот, о ком поговаривают, будто он развратник или вор, никогда не будет назван преемником императора.
– Надеюсь, ты понимаешь, чего я от тебя хочу. Пойми, я пекусь о благе Рима.
– Разумеется, госпожа.
– Можешь также добавить пару словечек о бывшем консуле Сервиане, – добавила Плотина, подумав. Шурин Публия, он также постоянно упоминался в письмах Траяна. – Надеюсь, ты не забудешь шепнуть кому-нибудь на ушко, что в частной жизни он похотливый пьяница.
– Этому никто не поверит, госпожа. Сервиан – самый порядочный человек во всем Риме.
– Что ж, тогда у тебя есть те двое.
Что ж, на сегодня, пожалуй, хватит. Сенатор, кланяясь и рассыпаясь комплиментами, попятился вон. Плотина же убрала свою восковую табличку и слегка поправила прическу, тронутую на висках благородной сединой.
– Мое лицо на статуе Юноны, – громко сказала она, глядя в зеркало. – Надеюсь, дорогая сестра, ты не будешь на меня в обиде?
Ей не было нужды идти в храм, чтобы поговорить с богиней. Ее небесная сестра и так внимала каждому ее слову. Плотина в этом не сомневалась.
Глава 22
Зима 114 года н. э.
Тит
– Энния! – Тит вышел в атрий, где та отчитывала двух молоденьких рабынь за то, что те недостаточно расторопны со стиркой. – Будь добра, взгляни вот на это. Скажи, я правильно это прочел?
– Ты же знаешь, что я не умею читать, – Энния жестом велела рабыням уйти, а сама подошла, чтобы взглянуть на свиток в его руке. – Это императорская печать?
– Она самая, – Тит снова пробежал глазами письмо, краткое и четкое, написанное размашистым солдатским почерком. – Если не ошибаюсь, император написал его собственноручно.
– И оно пришло сюда из Армении, – было видно, что Энния потрясена. – И что он говорит?