– Пусть идет. Я его не держу.
– Император желает поговорить со мной? – я растерянно заморгал.
Тит взял меня под локоть и отволок в сторону.
– Разумеется, нет, ты болван. Просто я должен был напомнить легату, что ты пользуешься благосклонностью самого императора. Иначе бы он точно придушил тебя на месте. Он что, узнал про свою жену?
– Нет, дело не в этом. – Я посмотрел на тунику, мокрую, в винных пятнах. – Извини, я испачкал тебе тунику.
– Забудь. И пойдем отсюда. Клянусь Хароном, вот уж никогда бы не подумал, что мне придется вытаскивать тебя из передряг. И главное, с чего бы это? – с этими словами Тит схватил у сонного раба плащ и вывел меня в темный атрий. Луна переместилась на другое место, и теперь небольшой бассейн в центре атрия казался темным пятном.
– Я уронил Сабину в воду, – признался я.
– Не жалею знать, почему, – простонал Тит. – И теперь Адриан хочет тебя за это убить?
– Нет. Он просто меня ненавидит.
Почему-то я едва ворочал языком. Впрочем, я также едва передвигал ноги. Я споткнулся о порог и едва не упал. Тит вовремя поддержал меня.
– Наверно, мне придется его убить, – задумчиво произнес я.
– Заткнись, – одернул меня Тит.
– Не знаю, но я почему-то уверен, что в один прекрасный день я его убью.
– Заткнись, кому говорят.
– Потому что или он меня, или я его, – почему-то в этом я не сомневался. Еще сегодня утром, когда я входил в город, у меня была возлюбленная. Теперь я ее потерял. Зато я обрел что-то другое.
Врага.
Спустя неделю, обзывая себя идиотом, я вернулся в убогий домишко напротив пекарни.
– А, это опять ты, – сказала женщина, на лице которой читалась печать усталости. – Ну, ты красавчик!
Я напялил на себя львиную шкуру и кирасу, в надежде, что это произведет на нее впечатление.
– Я пришел насчет мальчика, сына Деметры.
– А зачем это тебе?
– Хочу на него посмотреть.
Женщина скрылась во второй комнате. В той, где я стоял, пахло прогорклым жиром и прокисшей едой. В углу, играя с палочками, сидели двое детей. Они подняли на меня водянистые глаза. Волосы у них были грязные, туники – в пятнах от еды. Как это было не похоже, на выскобленное до блеска жилище Деметры.
Женщина вновь вышла ко мне – на этот раз с мальчиком в руках.
– Вот он.
Я посмотрел на мальчонку в грязной бесформенной рубашонке. Сынишка Деметры заметно вырос. Теперь ему было почти три. У него были материнские, медового оттенка локоны. И если приглядеться, можно было увидеть, что в будущем лицо его тоже будет красивым. Он молча смотрел на меня.
– Вон какой хорошенький, – сказала женщина. – А когда вырастет, станет настоящим красавцем.
Она говорила это и раньше, на прошлой неделе. И эта мысль засела мне в голову, не давая мне покоя.
– И ты воспитаешь его?
– Как своего.
Тит наверняка бы ей поверил. В конце концов я рассказал ему, что Деметра и мой ребенок мертвы. И его сочувствие было искренним, как я и опасался.
– О боги, Викс, прости меня. Неудивительно, что ты в таком плохом настроении. А как же ее первый сын?
– Его взяла к себе соседка, – буркнул я. – Хотя у нее своих детей уже пятеро.
– Ну и отлично, – с облегчением вздохнул Тит. – По крайней мере у малыша будет семья, коль он потерял родную мать, храни боги ее душу. Деметра была добрая женщина и была бы рада, узнай она, что ее сынишка окружен любовью и заботой.
Окружен ли? Я пристально посмотрел на женщину. От меня не скрылось, как она поспешила отвести взгляд. Нет, я не Тит. Я не настолько наивен, чтобы видеть в людях добро. И я отлично знал, что будет, случись красивому мальчику попасть не в те руки. Меня самого едва не постигла такая судьба, не будь у меня добрых хозяев. Не будь у меня матери, готовой грудью встать на мою защиту. Неужели я позволю, чтобы сынишка Деметры, копия своей красавицы матери, рос в этой зловонной дыре? Какая судьба его здесь ждет? Плясать перед похотливыми старыми козлами? К десяти годам страдать кровотечениями из заднего прохода? Помню, в детстве, один противный лысый тип угостил меня устрицами, после чего попытался меня отыметь. Помнится, как он взвыл от боли, когда я сломал ему пальцы и убежал.
Сынишка Деметры робко посмотрел на меня. Он ведь не твой, прошептал внутренний голос. Он не твоя кровь. Не твоя ответственность.
Моей ответственности не было в живых. Я был свободен и чист. Мальчонка протянул пухлый пальчик и потрогал львиную шкуру у меня на голове.
– Еф! – воскликнул он. – Еф!
– О боги! – воскликнул я и вырвал мальчика из рук женщины.
– Эй! – возмутилась она.
– Убери руки! – рявкнул я на нее. – Я беру его к себе.
– И что ты с ним станешь делать? Как будешь его растить? В лагере, среди солдатни?
Нет, я не собирался растить его сам. Да и что я понимал в воспитании детей? Честно говоря, я понятия не имел, что мне с ним делать. Но и оставить его здесь я не мог. Он сидел у меня на руках, трехлетний крепыш, и даже не плакал.
– Еф, – повторял он, поглаживая рыжий мех, пока я уносил его прочь из этого убого жилища.
– Еф, – согласился я, усаживая его себе на плечи. Визжа от восторга, он вцепился в львиную шкуру. – Надеюсь, ты послушный ребенок. Я заплачу какой-нибудь приличной семье, чтобы они позаботились о тебе. А сам буду каждые несколько месяцев навещать тебя.
– Еф! – радостно твердил малыш, сидя у меня на плечах.
– О боги, – вздохнул я и поспешил вдоль улицы.
Часть III. Парфия
Глава 17
Лето 113 года н. э.
Тит
– Энния! – Тит поискал глазами экономку. – Энния, моя нимфа, моя грациозная, прекрасноокая Терпсихора…
– Можешь не тратить попусту красивые слова, господин, – худая, темноволосая вольноотпущенница скрестила на груди руки. – Что тебе нужно?
– Обед на шестерых, причем чем раньше, тем лучше. Буду твой должник до конца дней моих.
– На шестерых? – женщина перевела взгляд от Тита на фигуру в латах и пыльном плаще, с еще более пыльными рыжеватыми волосами. За последние три-четыре года Викс почти не изменился. Ну, разве что чуть сильнее загорела и обветрилась кожа. Но в остальном, это был прежний Викс.
– То есть кроме него будет кто-то еще? – уточнила Энния без особого воодушевления.
– Нет, только он. Но ест он за пятерых.
– Дай мне час, – ответила она и, что-то крикнув рабам, направилась в кухню.
