Глубинная причина этого пораженчества в том, что девочка-подросток не чувствует ответственности за свое будущее и не находит нужным предъявлять к себе большие требования, поскольку в конечном счете ее судьба зависит не от нее. Совсем не потому она предается мужчине душой и телом, что считает себя ниже его: мысль о его превосходстве возникает и утверждается в ней потому, что она обречена на служение ему.
В самом деле, ценность ее человеческой личности не возвысит ее в глазах мужчин: чтобы этого добиться, ей нужно привести себя в соответствие с их грезами. По неопытности она не всегда это сознает. Подчас она ведет себя так же агрессивно, как мальчики, пытается завоевать их расположение грубой властностью, горделивой откровенностью; такое поведение почти наверняка ведет к поражению. Постепенно все девушки, и самые податливые, и самые надменные, понимают, что понравиться можно, только отказавшись от себя. Мать внушает, что они больше не должны обращаться с мальчиками как с товарищами и делать им авансы, что им пристала пассивная роль. Если хочется завязать дружбу или пофлиртовать, то они должны проявлять инициативу так, чтобы никто ее не заметил; мужчины не любят ни девушек с мужскими замашками, ни «синих чулков», ни слишком умных женщин; излишняя дерзость, образованность, ум, слишком сильный характер в женщине пугают их. Как замечает Джордж Элиот, почти во всех романах победу одерживает не брюнетка с мужским характером, а глупая блондинка; в «Мельнице на Флоссе» Мэгги безуспешно пытается изменить эту ситуацию; в итоге она умирает, а замуж за Стивена выходит белокурая Люси. В «Последнем из могикан» сердце героя завоевывает бесцветная Алиса, а не мужественная Кора; в «Маленьких женщинах» Лори смотрит на симпатичную Джо лишь как на друга детства, влюбляется же он в нудную Эми с кудряшками. Быть женственной – значит выглядеть бессильной, пустой, пассивной, послушной. Девушке приходится не только наряжаться и украшать себя, но и подавлять свою непосредственность, заменяя ее заученным изяществом и обаянием, усвоенным у старших. Любая попытка самоутверждения вредит ее женственности и уменьшает шансы соблазнить мужчину. Юноша в начале своего существования испытывает относительно немного трудностей прежде всего потому, что его человеческое и мужское предназначение не противоречат друг другу; об этой счастливой участи он знает с детства. Он завоевывает место в обществе и, соответственно, мужской престиж, осуществляя себя как независимость и свободу; честолюбец вроде Растиньяка стремится к деньгам, славе и женщинам одновременно; к этому его подталкивает ходячее мнение, в соответствии с которым наибольшим вниманием женщин пользуются знаменитые и богатые мужчины. Для девушки, напротив, между ее чисто человеческим уделом и женским назначением существует разрыв. Именно поэтому отрочество для нее – столь трудный и поворотный момент. Прежде она была независимым индивидом, теперь же ей нужно распрощаться с самостоятельностью. Мало того что она, как и ее братья, и даже еще мучительнее, разрывается между прошлым и будущим, к этому добавляется конфликт между ее изначальным требованием быть субъектом, деятельностью, свободой, с одной стороны, и эротическими наклонностями и правилами общества, побуждающими ее принять себя как пассивный объект, – с другой. Стихийно она осознает себя как сущностное: как же ей решиться стать несущностным? «Даже если я могу реализоваться лишь в качестве Другого, как же я откажусь от своего „я“»? Вот тревожная дилемма, над которой бьется вступающая в жизнь женщина. Уже распростившись с детской независимостью, но еще не дойдя до подчиненного положения женщины, она переходит от желания к отвращению, от надежды к страху, отвергая то, что только что призывала; именно эти колебания делают ее на исходе переходного возраста кислой, как незрелый фрукт.
В зависимости от своих прежних предпочтений девушка очень по-разному реагирует на свое положение. «Маленькая женщина», юная матрона может легко примириться с происходящими в ней изменениями; однако иногда детская роль «маленькой мамы» прививает ей властность, и она восстает против мужского ига: она готова основать матриархат, но не сделаться эротической игрушкой или служанкой. Часто это старшие дочери, которым с раннего детства поручали ответственные обязанности. «Неудавшийся мальчик», девочка-сорванец, вдруг оказавшись женщиной, иногда испытывает горькое разочарование, которое может быть чревато гомосексуальностью; между тем в независимости и насилии она искала лишь обладания миром и, возможно, вовсе не хочет отказываться от власти, даруемой женственностью, от опыта материнства, от целой части своего удела. Как правило, после некоторого сопротивления девушка смиряется со своей женственностью – ей уже давно знакомо очарование пассивности, она узнала его в детстве, кокетничая с отцом, и позже, предаваясь эротическим грезам; теперь она открывает для себя властную силу пассивности, и к стыду за собственную плоть вскоре примешивается тщеславие. Взволновавшее ее прикосновение, смутивший взгляд – это призыв, просьба; она видит, что ее тело наделено магическими способностями, оно – ее сокровище, ее оружие; она гордится им. Возрождается кокетство, нередко исчезавшее в годы детской независимости. Она начинает краситься, меняет прически, уже не прячет грудь, а массирует ее, чтобы она стала больше, изучает в зеркале свою улыбку. Смятение и соблазн так тесно связаны, что, если у субъекта не пробудилась чувственность, у него не наблюдается никакого желания нравиться. Как показывает практика, состояние женщин, больных недостаточностью щитовидной железы и, как следствие, апатичных и мрачных, можно изменить инъекциями гормонов: они начинают улыбаться, становятся веселыми и игривыми. Психологи, приверженные метафизическому материализму, без долгих размышлений объявили, что кокетство – это «инстинкт», вырабатываемый щитовидной железой; но это расплывчатое объяснение применимо к этому возрасту не больше, чем к младенческому. Дело в том, что при любой органической недостаточности – лимфатическом диатезе, анемии и т. п. – тело воспринимается как бремя; чуждое, враждебное, оно ни к чему не стремится и ничего не обещает; когда же оно вновь обретает равновесие и жизненную силу, субъект сразу признает его своим и через него трансцендирует к другому.
Для девушки эротическая трансценденция состоит в том, чтобы взять мужчину, сделавшись жертвой. Она становится объектом; она осознает себя как объект; этот новый аспект ее бытия вызывает у нее удивление: ей кажется, что она двоится; не полностью совпадая с самой собой, она начинает существовать вовне. Так, в романе Розамунды Леманн «Приглашение к вальсу» Оливия, подойдя к зеркалу, видит незнакомое лицо: перед ней самой вдруг оказывается она-объект; она переживает короткое, но очень сильное потрясение:
С недавнего времени, видя свое отражение в зеркале, она испытывала какое-то особое волнение: иногда по непонятным причинам она видела перед собой незнакомую девушку, какое-то совершенно новое существо.
Это уже случалось с ней раза два-три. Она смотрелась в зеркало, видела свое отражение. Но что же происходило?.. Сегодня она видела нечто совершенно новое: загадочное выражение лица, серьезное и в то же время сияющее, ниспадающие волнами пышные и блестящие волосы. Тело ее – может быть, все дело в платье – казалось упругим и стройным, оно приобрело четкие очертания, расцвело, стало одновременно гибким и крепким; в нем кипела жизнь. Перед ней, как на портрете, стояла девушка в розовом платье, и все предметы, отражавшиеся в зеркале, обрамляли ее, указывали на нее и шептали: «это вы»…
