Мы называем великими тех мужчин, которые – тем или иным образом – взвалили на себя всю тяжесть мира; их постигла различная судьба: одним удалось повлиять на устройство мира, другие погибли, но все они начали с того, что взяли на себя это немыслимое бремя. Подобного подвига никогда не совершала, да и не могла совершить, ни одна женщина. Только те, кто принадлежит к привилегированной касте, способны считать этот мир своим, чувствовать свою вину за его беды, видеть свои заслуги в его прогрессе. Только те, кому принадлежат бразды правления, могут, познавая, анализируя и изменяя мир, задумываться над его смыслом. Только они могут ощущать свое влияние на него и стремиться оставить в нем свой след. До настоящего времени воплощением человека всегда был мужчина, а не женщина. Дело в том, что люди, которые представляются нам выдающимися, те, которых мы называем гениями, связывают свое особое существование с судьбой всего человечества. На это никогда не решалась ни одна женщина. Да разве мыслимо, чтобы женщина прожила такую жизнь, какую прожил, например, Ван Гог? Женщину никогда бы не послали проповедовать в Боринаж, она не ощутила бы нищету других как свое собственное преступление, не жаждала бы его искупить. Следовательно, она никогда не смогла бы написать такие подсолнухи, какие написал Ван Гог. Не говоря уже о том, что тот образ жизни, который Ван Гог вел в Арле, то есть уединение, посещение кафе и публичных домов, а также все то, что, питая его обостренную чувствительность, питало его искусство, были бы абсолютно недоступны женщине. Из женщины никогда не мог бы выйти такой писатель, как Кафка: она не сумела бы разглядеть в своих сомнениях и тревогах муку человека, изгнанного из рая. Одна лишь святая Тереза в полной независимости и одиночестве прожила жизнь, соизмеримую с человеческим уделом. Мы уже видели, почему это произошло. Существуя вне и поверх любых земных иерархий, она, так же как Хуан де ла Крус, не ощущала потолка над головой. Для каждого из них жизнь была та же ночь, которую озаряли те же вспышки света, они ощущали в себе Ничто, в Боге – всю полноту бытия. Лишь тогда, когда достоинство любого человеческого существа будет зависеть не от его принадлежности к тому или иному полу, а от тех успехов, которых человек, преодолевая трудности, добьется в своем свободном существовании, – лишь тогда история, проблемы сомнения и надежды женщины и всего человечества сольются и в своей жизни и творчестве женщина будет стремиться приоткрыть тайны мира, а не только своей личности. Но до тех пор пока ей приходится бороться за свое человеческое достоинство, она не может стать созидательницей.
Повторим еще раз: ситуация женщины, а не какие-то ее таинственные особенности объясняет пределы ее личностного развития. Следовательно, будущее широко открыто для нее. Сколько раз приходилось слышать слова о том, что женщины лишены «творческой жилки». Этот тезис выдвигает, в частности, известная в прошлом антифеминистка г-жа Марта Борели. Однако складывается впечатление, что ее книги – это наглядное пособие для изучения женской глупости и непоследовательности, настолько они противоречат одна другой. Впрочем, понятие творческого «инстинкта», так же как понятие «вечной женственности», следует сдать в архив. Ту же мысль, но в более конкретной форме, высказывают некоторые женоненавистники, которые утверждают, что женщина не способна что-то создать, поскольку она – невропатка. Однако те же самые люди заявляют, что гениальность граничит с неврозом. Как бы то ни было, судьба Пруста показала, что психофизиологические расстройства не ведут ни к бездарности, ни к посредственности. Что касается аргументов, которые, по мнению некоторых, дает изучение истории, то мы уже видели, какова им цена. На исторический факт нельзя смотреть как на вечную истину, это лишь та или иная ситуация, которую можно рассматривать как историческую именно потому, что она находится в процессе перемен. Как женщины могли бы проявить свою гениальность, если у них никогда не было никакой возможности создать не только гениальное, но и просто любое произведение? Еще не так давно старая Европа была полна презрения к варварам-американцам, у которых не было ни художников, ни писателей. «Дайте нам жить, прежде чем требовать от нас поисков смысла жизни», – сказал на это Джефферсон. То же самое говорят чернокожие расистам, когда те упрекают их в том, что среди них нет ни Уитменов, ни Мелвиллов. Французский пролетариат также не дал миру ни одного писателя, сравнимого с Расином или Малларме. Свободная женщина только рождается. Когда женщина обретет полную свободу, то сбудется, быть может, пророчество Рембо: «Такие поэты грядут! Когда будет разбито вечное рабство женщины, когда она будет жить для себя и по себе, мужчина – до сих пор омерзительный – отпустит ее на свободу, и она будет поэтом, она – тоже! Женщина обнаружит неведомое! Миры ее идей – будут ли они отличны от наших? Она найдет нечто странное, неизмеримо глубокое, отталкивающее, чарующее. Мы получим это от нее, и мы поймем это»
[464]. Можно усомниться в том, что «миры ее идей» будут отличаться от мужских. Ведь, для того чтобы обрести свободу, ей необходимо освоить «миры мужских идей». Попытки ответить на вопросы, касающиеся степени ее будущей самобытности и места самобытности в ее личности, привели бы к слишком смелым предвидениям. Бесспорно одно: до сих пор способности женщины подавлялись и поэтому были потеряны для человечества. Давно пора, как в ее личных, так и в общественных интересах, предоставить ей возможность для самореализации.
Заключение
«Нет, женщина нам не брат; из лени и испорченности мы сделали из нее какое-то особое, неведомое существо, не имеющее иного оружия, кроме своего пола, что означает не только вечную войну, но и войну неравным оружием, – существо обожающее или ненавидящее, но не честного товарища, существо, имя которому легион, движимое кастовым, масонским духом и недоверием вечной рабыни».
Многие мужчины подписались бы и сегодня под этими словами Жюля Лафорга; многие считают, что между двумя полами возможны только «раздоры и распри» и братство между ними немыслимо. Дело в том, что сегодня и мужчины и женщины недовольны друг другом. Остается выяснить почему: то ли извечное проклятие обрекает их терзать друг друга, то ли конфликты между ними отражают лишь некий преходящий момент в истории человечества.
Как мы видели, вопреки различным легендам физиологический удел самца и самки как таковых не предполагает вечной вражды между ними; даже знаменитая самка богомола пожирает самца только в отсутствие другой пищи и в интересах вида: именно виду подчинены особи, стоящие на всех ступенях животной лестницы, сверху донизу. Кроме того, человечество не просто животный вид, но историческое становление; оно определяется тем, каким образом принимает на себя фактичность природы. Даже при самом великом лицемерии невозможно выявить чисто физиологическое соперничество между человеческой самкой и самцом. С равным успехом их враждебность можно перенести на ту область, промежуточную между биологией и психологией, какой является психоанализ. Нам говорят, что женщина завидует пенису мужчины и хочет его кастрировать, но детское желание иметь пенис сохраняет значение в жизни взрослой женщины только тогда, когда она ощущает свою женственность как изъян; только тогда она испытывает желание присвоить себе мужской орган как воплощение всех преимуществ мужественности. Охотно допускают, что ее мечта о кастрации имеет символическое значение: она, как считается, хочет лишить мужчину его трансценденции. Но, как мы видели, ее желание гораздо более неоднозначно и противоречиво: она хочет иметь эту трансценденцию, а значит, одновременно и почитает, и отрицает ее, устремляется в нее и пытается удержать ее в себе. Иначе говоря, драма разворачивается отнюдь не в половом плане; к тому же половая принадлежность никогда не определяла человеческую судьбу, не являлась сама по себе ключом к поведению человека: она выражает то целостное положение, какое складывается на ее основе. Борьба полов не предполагается непосредственно анатомией мужчины и женщины. На самом деле, говоря об этой борьбе, имеют в виду, что в небесном мире вневременных Идей происходит сражение между двумя неопределенными сущностями – вечной женственностью и вечной мужественностью; и не замечают, что эта война титанов облекается на земле в совсем иные формы, соответствующие различным историческим периодам.
