Когда Клеменс записался в кружок хорового пения, Роми сказала, что он поет как бурундук. Она стала посещать собрания в местной церкви, а он прошел курс обучения кулинарному мастерству, но она называла приготовленные им блюда иностранной мерзостью и заявляла, что у нее нет времени на долгие трапезы. Она скоро бросила работу, чтобы больше внимания уделять духовным нуждам, а он стал работать больше и дольше, обеспечивая обоих, и оказалось, что ему даже нравится проводить одинокие вечера в полумраке магазина и он не нуждается в компании.
Ко времени нашей с ними встречи я носила имя Тринх Дью Ма, сбежавшей из дома в тринадцать лет. Через пять лет ее родители наняли «агента по недвижимости», чтобы найти и вернуть ее. Поскольку денег на оплату моих услуг у них не было, вознаграждением для меня стали шесть месяцев в теле их дочери в обмен на ее возвращение домой. Я согласилась на эту сделку, но пожалела об этом, потому что, вытащив Тринх из борделя в Линце, потом почти месяц провела, занимаясь лечением и детоксикацией. Когда боль становилась невыносимой, я переключалась из тела Дью в ухаживавшую за ней медсестру и сидела, уткнув лицо в ладони, пока она кричала: «Дайте мне героина, ради всего святого, дайте то, что я прошу, и я все сделаю ради этого!»
Но и после того, как остатки опиатов были выведены из ее организма, а я, пошатываясь, вышла из дверей лечебницы, я остро ощущала пустоту в ее сознании, жажду в крови, и гадала, насколько сильна осталась ее зависимость и смогу ли я добраться до Вьетнама, не сломавшись опять.
Сидя в зале ожидания зоны вылета аэропорта в Вене, обхватив руками колени, с фальшивым паспортом в кармане и с головой, которая шла кругом от избытка кофеина, я болезненнее ощущала желание хорошо одетых пассажиров обойти меня стороной, чем подозрительные взгляды сотрудников службы безопасности. Затем офицеры с таможни, не имея на то никаких особых оснований, кроме моего юного возраста, расы и почти полностью заживших отметин на руке, увели меня для полного личного досмотра и раздели донага. Их пальцы шарили по всему моему телу, их аппаратура пищала, сканируя мою покрытую гусиной кожей грудь, а я молча стояла, расставив в стороны руки и ноги, и мною владело невыносимое желание поскорее выбраться оттуда.
Я почти готова была бросить Дью с билетом до Ханоя, но без тени воспоминания о том, как она попала сюда, когда меня, забившуюся в угол и свернувшуюся калачиком, чтобы занимать как можно меньше места, заметил этот мужчина. Он подошел и спросил на плохом английском:
– С вами все хорошо?
Клеменс Эбнер в желтом свитере и нелепо сидевших на нем бежевых брюках встал на колени рядом с трясущейся девушкой из Вьетнама и повторил вопрос:
– Мисс? Мэм? С вами все хорошо?
Стоявшая у него за спиной прямая и чопорная Роми Эбнер, одетая во что-то черно-синее, воскликнула:
– Немедленно отойди от нее, Клем!
Я посмотрела замутненным взглядом Тринх Дью Ма в глаза единственного мужчины в мире, которому оказалась не безразлична, и увидела, как он красив. Я влюбилась в него с первого взгляда.
Двумя неделями позже я постучала в тяжелую черную дверь их венской квартиры, придя туда на крепких, натруженных, обутых в сандалии ногах местного почтальона и сказала:
– Вам заказное письмо!
Дверь открыла Роми Эбнер, и, пока она расписывалась в получении, я поймала ее за руку и совершила прыжок.
Глава 35
В теле Натана Койла я сидела в самом темном углу самого маленького кафе в Вене и ела кусок лимонного торта с вишенкой наверху, а Клеменс потягивал кофе из крошечной чашечки и изо всех сил пытался не смотреть на меня пристальным взглядом, но у него ничего не получалось.
– Как могло случиться, что ты оказалась в нем? – спросил он как можно тише, чтобы не слышали клиенты, расположившиеся рядом на обед. – Как ты стала этим мужчиной?
В каждой морщинке в уголках его глаз читалась неприязнь, а в голосе звучала почти откровенная ненависть. Я пожала плечами, взяв на кончик вилки кусочек торта, и постаралась не воспринимать его отношение как нечто направленное против меня лично.
– Он сам разыскал меня, – ответила я. – Если не ошибаюсь, ты уже с ним встречался?
– Этот тип явился в магазин, расспрашивая о тебе, – проворчал он, по капле отпивая эспрессо. – Причем его интересовали не твое имя и не описание твоего… твоих способностей. Он знал, что у моей жены случались провалы в памяти – несколько дней тогда, еще несколько дней в другое время, – и он спросил, не происходило ли такого же со мной.
– И что ты ему сказал?
– Сказал, что не происходило.
– А что сообщил о своей жене?
Клеменс улыбнулся, но сразу же снова нахмурился – радость и чувство вины поочередно промелькнули в его чертах.
– Я сказал ему, что с ней все в полном порядке, хотя она не помнит, чем занималась, например, вчера. Сказал, что мы с ней несколько раз посещали врача, но он не нашел у нее никаких отклонений от нормы, а потому ее состояние не слишком меня тревожит.
– И его… то есть меня, – усмехнулась я, – удовлетворил такой ответ?
– Ты ничем не выдала своих чувств. Вот твоя партнерша отнеслась к моим словам с явным недоверием.
– Моя партнерша? Элис?
– Да, так она представилась.
– Как она выглядела?
Он сдунул тонкую струйку пара над своей чашечкой и задумался.
– Она говорила по-немецки с берлинским акцентом, ей нравилось командовать. Вела себя по-мужски, очень жестко, очень самодовольно. Много общалась по своему мобильному телефону, делала записи, снимала на фотоаппарат, хотя я просил не делать этого. Короткие светлые волосы. Она хотела быть круче всех, кто находился рядом. А мне показалось, что именно в этом ее слабость – в желании казаться сильной.
– А разве это не взаимоисключающие черты – женственность и жесткость? – спросила я, и, к моему удивлению и тайной радости, Клеменс покраснел. У него была особая манера краснеть, очень меня привлекавшая. Это начиналось с нижней части шеи, а потом румянец поднимался до уровня ушей.
– Нет, – пробормотал он, – вовсе нет… Мне просто показалось, что она слишком старалась выглядеть… выглядеть той, кем ей было не обязательно казаться.
Я снова усмехнулась и едва сдержала желание положить ладонь поверх его руки. Наши глаза встретились, но он тут же отвел взгляд, устремив его в оставшуюся на донышке чашки кофейную гущу.
– Она оставила мне свою визитную карточку. Электронный адрес, номер телефона. Тебе это поможет?
– Да. О боже, да конечно же! Это как раз то, что мне нужно.
– Тогда забирай. Только используй… во благо.
На визитке было всего три строчки – адрес электронной почты, телефонный номер и имя: Элис Майр. Клеменс достал ее из бумажника, где хранил десятки таких же бесполезных для него карточек и членских билетов обществ, куда когда-то вступил, но уже совершенно забыл об этом. Когда он передал мне визитку, наши пальцы соприкоснулись. Мне хотелось продлить мгновение, но он застенчиво отдернул руку.
