Аурангзеб издала победный клич и радостно прорезала кулачком воздух. А меня вдруг обжег приступ стыда, когда я подумала, что столь привлекательная женщина, какой, вообще говоря, она казалась, стала в моих глазах грубой, вульгарной и уродливой идиоткой.
Изучение образа жизни и привычек Мэрилин особого труда не составило. Она стала одной из первых кинозвезд, которая не только любила внимание прессы, но и обольщала ее, приглашала к себе, намекая на самые интимные откровенности. Она готова была чуть ли не принимать с прессой ванны, пить с прессой молочный коктейль из одного бокала, чтобы потом, когда пресса отнимала его от губ, собственный носовой платок Мэрилин в метафорическом и в самом прямом смысле вытирал полоску молока с усов прессы.
Немного больше усилий пришлось приложить, чтобы добыть столь же важную (а порой и более интересную) информацию о людях, ее окружавших.
Я провела полдня в роли жизнерадостной чернокожей женщины по имени Мэгги, приносившей кофе всем боссам студии «Фокс». Еще три часа я была измотанным продюсером с редеющими волосами и, как мне показалось, пока еще не обнаруженным врачами ишиасом. Ровно три минуты я простояла на посту в шкуре охранника, две минуты работала главным осветителем, семь – костюмершей и уже перед самым уходом на сорок пять секунд перевоплотилась в малоизвестного актера, у которого во рту ощущался привкус аниса и чью фамилию я тут же забыла.
Когда я выбралась на свежий воздух, мое тело – мое любимое тело – дожидалось возле машины.
– Как все прошло? – спросил он.
– Ненавижу этот город, – ответила я. – До сих пор губы болят от вымученных улыбок.
Он пожал плечами:
– Но раз уж без этого не обойтись, то работа требует жертв. Кстати, какие планы на сегодняшний вечер?
– Я как раз думала над этим. А что?
– У «Доджерс» матч. Я подумал, ты захочешь пойти.
Я помолчала. Чего не сделаешь ради своего тела?
– Ладно, пойду. Вот только сменю свою личность на кого-то попроще. – С этими словами я взяла его за протянутую мне руку и переключилась.
«Доджерс» меня не интересуют нисколько. И вообще – бейсбол мне безразличен. Спорт слишком тривиален. Но если вы подозреваете, что перед вами сидит не просто человек, а призрак вроде меня, рекомендую спортивные тривиальности как один из методов проверки. Тело в куртке с эмблемой «Доджерс» должно, по крайней мере, знать счет последней игры. Но какой уважающий себя призрак станет тратить время на подобные пустяки? Вот за знание таких простых трюков и стоит платить «агентам по недвижимости».
Прямые белые улицы, из которых складывается похожая на решетку карта Лос-Анджелеса.
Мое тело молодо и стало заметно сильнее от хорошего питания, слева под мышкой у меня родинка, которую я нахожу необычайно пикантной и должна подавлять в себе желание не слишком явно демонстрировать ее на публике. Кроме того, тело – важнейший помощник для меня как «агента по недвижимости», когда подворачивается работа. Я могу превратить его в аккуратного и исполнительного мальчика на побегушках.
То свое тело я впервые встретила под эстакадой скоростного шоссе номер 101. В месте, где гибнут мечты. Несостоявшиеся актеры, порнозвезды, не успевшие вовремя лечь под нож пластического хирурга. Мастер-декоратор, уволенный после банкротства студии. Сценарист, так и не сумевший написать ничего, что можно было бы продать за хороший гонорар. Наркоторговец, потерявший весь товар в ходе последней полицейской облавы. Подросток, чей отец оказался за решеткой, а мать не могла содержать семью. Это было черное и грязное пятно посреди ночного города, провал в окружении ярко сиявших неоном улиц. Там было опасно разгуливать в одиночестве после наступления темноты. Но зато идеальный уголок, если требуется никому не нужное тело.
На нем были какие-то вонючие серые тряпки, спадавшие с него, как оболочка с окончательно сгнившей мумии. Борода отросла до ключиц. Волосы казались уже поседевшими, но, когда я присела рядом с ним на корточки и сунула двадцатидолларовую купюру под его дырявую черную шляпу, он сообщил мне, что его зовут Уилл и ему всего двадцать два года.
– Ты наркоман? – спросила я.
– О господи! – простонал он сквозь шум пролетавших у нас над головами машин. – К чему такие вопросы?
– К тому, что ответы на них смогут изменить твою жизнь, – ответила я. – И мы говорим не только о деньгах.
Он повернул голову в одну сторону, затем в другую, напоминая движениями лебедя, изучавшего свое оперение.
– Нет, я не сижу на игле. Мне нечем даже за это дерьмо заплатить.
– Тогда как ты оказался здесь?
– Запал на одного парня.
– И что с того?
– А то, что в Техасе не терпят содомии. Если бы мальчишка был хотя бы белый, возможно, мои предки еще смогли бы закрыть на все глаза. Хотя едва ли. На меня столько дерьма обрушилось, что не успел даже поинтересоваться.
– У тебя здесь есть семья или друзья?
– Да приходят тут всякие типы, которых я интересую, – ответил он угрюмо.
– Это… не совсем то, что я имел в виду.
Он посмотрел на меня с прищуром:
– Говори дело. Не ходи вокруг да около.
Я села на землю, положив руки на колени.
– Через пять секунд ты будешь стоять в другом месте, сам не зная, когда успел попасть туда.
– Что за чушь ты не…
Я ухватила его за кисть и переключилась. Через пять секунд он стоял чуть в стороне, не понимая, как там оказался.
– Какого хрена ты со мной сделал? – изумленно спросил он.
Меня чуть качало. Голова слегка кружилась от двух прыжков, совершенных за короткое время.
– Мне надо, чтобы ты внимательно меня выслушал. У каждого в жизни наступает момент – такой быстрый, как вспышка молнии, – когда жизнь в корне меняется. Это могут быть две секунды, которых водителю грузовика не хватит, чтобы нажать на тормоз. Мгновение, и ты говоришь роковую глупость, не успев обдумать свои слова. Это миг, когда копы выламывают твою дверь. Каждый понимает, когда его жизнь оказывается на острие ножа. И вот такой момент пришел для тебя.
– Кто ты такой? – запинаясь, спросил он. – Кто ты, черт возьми, такой?
– Я – призрак. Я живу в коже других людей, ношу чужую плоть. Внедряюсь быстро, безболезненно и не оставляю о себе никаких воспоминаний. Не прошу принимать решение сейчас же. Буду держать дистанцию и дам тебе время все обдумать. Я в этом городе на несколько недель по делам. И мне нужно только частично постоянное тело, с которым я смогу временно расставаться, когда отпадет нужда, но с гарантией, что оно не сбежит от меня, стоит мне его ненадолго покинуть. Ты понимаешь, о чем я?
– Ни хрена я не понимаю! – сказал он, но не кричал, не поднимал шума, и это уже был добрый признак.
