Я дождалась, пока он закончил жевать, и заявила:
– Мне нужно сделать три вещи. Получить доступ в портативный компьютер, взломать код мобильного телефона, а потом проникнуть в сети, которые, как я догадываюсь, тоже защищены паролями.
– Ты догадываешься?
– Я в этом уверена.
– Ладно. Мы можем сделать это в удаленном доступе и поблагодарить за это всеобщую глобализацию?
– Я пока не знаю, где именно находятся компьютеры, о которых идет речь.
– Понятно…
– Но не сомневаюсь, что распознаю их, как только найду.
– Уже хорошо…
– Ты можешь скинуть мне все необходимое на какую-нибудь карту памяти или что-то в этом роде?
Он посмотрел на меня с ужасом подлинного эксперта:
– Ты ведь понятия не имеешь, о чем говоришь, так?
Я вдруг поймала себя на том, что почти бессознательно хлопаю ресницами.
– Потому я и обратилась к специалисту.
Глава 47
Когда я рассталась с Шварбом, солнце клонилось к закату. На холоде пальчики Элис Майр побелели, как лепестки ромашки. Я пила чай, пока Сперматозавр сражался с компьютером Майр, потом с телефоном, играл с программами, бормотал и ругался – словом, выполнял высокотехнологический эквивалент обращения к духам мудрости и демонам учености, чтобы они помогли успешно завершить его задачу.
Проникнув в компьютер, он взялся за код телефона. Я сидела, положив компьютер Элис на колени, и просматривала ее почтовый ящик, набор новостных сайтов в закладках и внушавшую уважение коллекцию сложных стратегических игр.
Вся ее почта носила личный, а не профессиональный характер. Сестра из Зальцбурга прислала распечатку своего последнего УЗИ. Стрелка поверх зернистого изображения указывала на белое пятно в материнской утробе, которое со временем должно было преобразиться в нечто с головой, парой ножек и большим пальцем во рту.
Приглашение на встречу выпускников колледжа. Прошло десять лет, можешь себе представить? Не можешь? Тогда выпей с нами и поймешь, что ничего не изменилось.
Целый набор предложений, запросов, сообщений. Этот человек ищет себе в Сети подругу. Незнакомец хочет общаться. А другому мужчине понравилась информация, которую ты выложила о себе на сайте знакомств. Ты воспользовалась фальшивым именем и представилась бухгалтершей, но на фотографии ты – Элис Майр – выглядишь красивой, как в жизни. На тебе синее платье, и кажется, словно тебя саму поражает собственная женственность. Камера уловила, какой глупой и счастливой ты ощущала себя в тот момент.
История жизни Элис вся в этом компьютере как на ладони. А вот о работе, однако, нет ни слова. Только одно сообщение, все еще сохраненное в папке «Недавние загрузки». Она не удалила его. Бегло просмотрела, а потом забыла, что оно там осталось. Видеозапись. Момент, снятый камерой наружного наблюдения. Женщина в короткой юбке, но с капюшоном на голове. Она сняла туфли на высоких каблуках и, взяв их за ремешки, несет в левой руке. Она идет по тропинке вдоль реки или канала: вода неподвижна, берег низкий, и с такого угла мне не разобрать, что это. Сначала она идет быстро, потом замедляет шаг, словно чувствуя на себе взгляд видеокамеры. Потом поднимает голову, смотрит вверх, оглядывается по сторонам, улыбается тому, что видит, улыбается прямо в камеру. На ее руках какие-то темные пятна. Она становится на колени и проводит рукой по покрытой асфальтом дорожке. Ненадолго отрывает руку от асфальта и гладит кончиком пальца свою ладонь, свое запястье. Она что-то пишет. Чернила выглядели бы ярче, краска – гуще, но и жидкость, которой перепачкана ее кожа на бедрах, на руках и на лице, годится для ее цели. Это не ее кровь. Потому ей и приходится время от времени делать паузы, чтобы смочить палец в потеках на теле.
Когда она поднимается, написанные ею слова едва различимы. «Тебе нравится то, что ты видишь?» Жозефина Цебула задерживает взгляд на камере, задавая тот же вопрос, что написан у нее под ногами. И уходит.
Я проверяю дату и время в нижнем углу кадра. Шварб тоже проводит проверку, выискивая следы фальсификации на изображении.
Я открываю смежные папки и нахожу список имен: Торстен Ульк, Магда Мюллер, Джеймс Риктер и Элсбет Хорн. Убиты во Франкфурте. Обстоятельства смерти не ясны. Это не выглядело заказными убийствами или ограблениями со случайной гибелью жертв. Они долго мучились, прежде чем умереть, а их убийца наслаждался делом своих рук.
Койл обвинял Жозефину, но я хорошо изучила ее жизнь и знала, что она не совершала этих преступлений.
Лицо, застывшее на дисплее компьютера, неотрывно смотрящее прямо в камеру. «Тебе нравится то, что ты видишь?»
Я закрываю ноутбук и прошу Шварба где-нибудь спрятать его.
– Что ты собираешься делать? – спрашивает он.
Я ушла из его офиса уже после заката. В руке я несла карту-накопитель данных, в просторечии именуемую флешкой, прорезиненный наконечник которой имел форму веселого пингвина.
Затем я зашла в универмаг на Курфюрстендамм. Когда рухнула Берлинская стена, жители Восточного сектора сразу же бросились туда за душистым мылом и мягкими носками. Я же купила себе пару брюк, натянув их поверх спортивных шорт. Можно было и дальше выглядеть так, словно собираешься пробежать марафон, но мне сейчас очень пригодились карманы.
Я приобрела два дешевых мобильных телефона, на счетах каждого из которых лежало всего по нескольку евро, и направилась на восток в сторону Потсдамерплац. На месте старого контрольно-пропускного пункта «Чарли» устроили музей, посвященный Великой стене, которая пожирала своих жертв живьем, но на Потсдамерплац с трудом верилось, что когда-то подобный железобетонный монстр существовал вообще. Зеркальные стекла зданий отражали разноцветные переливы освещения, огромные экраны на жидких кристаллах, установленные на крышах домов, мельтешили изображениями, шум голосов смешивался со звуками шагов многочисленной публики на тротуарах перед витринами магазинов. Официанты, стоя в дверях ресторанов, предлагали отведать суши, тайских деликатесов, креветочных крекеров, глинтвейна, тушеной телятины, горячих пончиков или водки. Под стальной крышей центра «Сони» твоей единственной целью в жизни становилось потребление, трата денег с наибольшим удовольствием, какое только вообще достижимо.
С приближением зимы власти уже успели не только залить в парке каток, но и возвести небольшую горку для катания под названием «Страна зимних чудес», где радостно визжала детвора, а родители нервничали, переживая за целость костей своих отпрысков. Я купила билет на каток и была застигнута врасплох вопросом, какого размера коньки мне нужны.
– Быть может… хотите примерить? – спросила женщина за стойкой, когда мое молчание затянулось.
– Спасибо, – промямлила я. – Вечно все забываю.
Сделав пару кругов, я присела на деревянную скамью в углу, слушая музыку и наблюдая, как прожекторы пускали по льду красные круги. Здесь уже катались сотни людей, натянув на руки плотные перчатки. Разумеется, профессионалы на этом катке не появлялись – им тут нечего было делать. Подростки хватались друг за друга, чтобы не упасть, но кто-нибудь непременно с громким криком валился на лед, тащил за собой соседа, пока не образовывалась орущая куча-мала – лица мокрые, но смеющиеся. По периметру катка расположились те, кто не хотел кататься сейчас, как, впрочем, не хотел кататься никогда. Они сидели, закинув ногу на ногу, с равнодушным видом наблюдая, как их более тренированные друзья с наслаждением проносились мимо.
