– Насколько я понимаю, ваше определение понятия «излишние» расходится с моим?
Легкий вздох. Бедный Юджин был похож сейчас на высокопоставленного менеджера, на котором лежит огромная ответственность. Интересно, у него повышается давление, болят плечи?
– Где Натан?
– Прикован к отопительной батарее с кляпом во рту, – ответила я. – Почему умерла Жозефина?
– Вас, кажется, очень волнует ваша бывшая хозяйка?
– У нас с ней был договор.
– И все же вы позволите причинить вред телу, в котором находитесь сейчас?
– Я ничего никому не позволяю, – отозвалась я. – Вы сами принимаете решения и действуете соответственно. Повлиять на них не в моей власти. Чтобы жить, мне необходимо тело. Я умру, если умрет его настоящий владелец. Так что давайте не осложнять моралью вопросы простой биологии.
– Где Натан?
– Видите, мы могли бы с вами помочь друг другу.
Юджин прекратил кружение и повернулся ко мне лицом. Он показал мне карту памяти в форме пингвина, которую я положила в карман Элис.
– Что это такое?
– Автобиография.
– Вероятно, компьютерный вирус? Или же… что-то более сложное? Вы сами составили программу или попросили помочь друга?
– Я – призрак. Всем известно, что мы позорно невежественны.
– Стало быть, у вас есть друзья.
– Или друзья друзей. Порой в таких вещах начинаешь путаться сама.
– Кажется, вам нравится компания.
– Нравится. Коллекционировать людей легче, чем неодушевленные предметы. Кстати, вы проверялись на предмет изнасилования? – обратилась я к Элис, которая остановилась у угла клетки.
Она поджала губы, но выражение ее лица осталось прежним.
– Разумеется, проверялись. Но поверьте, моя сдержанность не вызвана недостатками вашего тела. Просто секс в сложившейся ситуации стал бы непростительной потерей времени.
– Кеплер! – Резкий оклик Юджина заставил меня вновь переключить все внимание на него. Он поднял флешку так, чтобы я могла лучше видеть ее, а потом положил на пол и с силой вдавил каблук в это изделие из кремния и резины. – Вы непременно скажете, где Натан. У вас нет другого выхода.
Когда он приподнял ногу, я чуть склонила голову набок и увидела расплющенное электронное устройство, которое было едва ли не шедевром в исполнении Сперматозавра.
– Могу рассказать вам о временах, когда встречалась с Кеннеди, – предложила я. – Или о тридцати секундах, проведенных в роли Черчилля. Позвольте поделиться с вами историями о богатых, знаменитых, но уже умерших. Или вы хотите узнать, каково было чувствовать – на самом деле чувствовать – себя чернокожим, молодым и свободным, стоя рядом с трибуной, с которой выступал Мартин Лютер Кинг? Я слушала его речь и знала, точно знала, что страдания моего народа – это не стигмат, а знак отличия, который следует носить с гордостью, что погибшие пали не зря, став теми гигантами Ньютона, которые помогали нам подниматься все выше и выше. Впрочем, скорее всего, – печально заключила я, – вас вовсе не интересуют чужие точки зрения. Так что продолжайте. Делайте то, что задумали… Между прочим, кто я такая? – Я попыталась рассмотреть саму себя. Во мне плескался излишек пива и происходила борьба между жиром и мышцами за окончательную победу в процессе обмена веществ. – При мне нашли удостоверение личности?
– Вы утверждаете, что вам не безразличны судьбы хозяев ваших тел, и в то же время позволите причинить боль плоти, в которую облечены сейчас?
– Меня довели до крайности, – ответила я. – Вы причините мне вред независимо от того, в чьем теле я нахожусь. Быть может, идеальным решением стало бы мое перемещение в одного из ваших подручных? Тогда вы могли бы избивать, пытать, мучить своего собственного подчиненного. Вам не кажется, что это было бы справедливее? Этот человек… Я обратилась просто в случайного прохожего. Ни в чем не повинного, а вот ваши сотрудники согласились работать, зная, на что подписываются… – Я прервалась и улыбнулась: – Хотя нет. Едва ли они понимали это до конца. Но они все равно могли догадываться о вероятности возникновения обстоятельств, схожих с той ситуацией, в которой сейчас оказались мы с вами. Так что продолжайте. Будьте мужчиной. Я никуда не денусь.
Под пластиком визора на лице Юджина показалась улыбка. Но это была искусственная улыбка, скрывавшая его истинные чувства.
– Все остальные могут покинуть помещение.
Да, он был здесь главным. Они вышли.
Юджин присел на корточки передо мной, прижав ладонь к прозрачной стенке моей клетки. Я выжидала, тайком подвергая проверке на прочность пластиковые оковы на своих руках и ногах, размышляя, сколько силы придется приложить, чтобы вырвать кресло из пола.
А затем Юджин начал раздеваться. Он размотал ленты, связывавшие перчатки с рукавами, брюки с ботинками, шлем с шеей. Освободил голову, откинув назад черные волосы, расстегнул молнию на комбинезоне, приоткрыв белый костюм снизу. Потом снял обувь, поочередно стащил брючины, оставшись в серых трусах и черных носках. На его ногах следы возраста казались более отчетливыми, чем на лице. На внутренних сторонах лодыжек образовались впадины, кожа на бедрах сморщилась жировыми складками. Он стянул с себя белый обтягивающий костюм, и показалась покрытая шрамами костлявая грудь. То, что ее покрывало, трудно было даже назвать кожей – по крайней мере, я никогда прежде не видела кожи, все еще заслуживавшей этого названия, будучи настолько изуродованной, сожженной и утратившей первоначальный вид. Он расставил руки в стороны, чтобы показать рубцы и полосы. Повернулся и продемонстрировал след от электрического ожога, пересекавшего всю его спину, от чего позвонки стали подобием набора бесформенных розовато-серых опухлостей. На плечах его были наросты размером с шар для гольфа – отметины неправильно сросшихся костей.
Он поворачивался и поворачивался, чтобы я имела возможность в полной мере оценить зрелище, а потом этот сразу постаревший человек, оставшийся в одних трусах, встал ко мне лицом, прижал ладонь к стеклу клетки и спросил:
– Вам нравится то, что вы видите, Кеплер?
А тебе нравится то, что видишь ты?
– Вы, возможно, встречались с тем, кто находился в моем теле, когда со мной это сделали. Он называл себя Куаньином – богом милосердия. Это была наша операция, которая закончилась провалом. В моем костюме нашлась прореха, и он сумел просунуть в нее свой тонкий палец. Я не помню событий, последовавших затем. Я принимаю три вида обезболивающих лекарств. Я мочусь кислотой. Дышу огнем. Мое тело подверглось всем существующим способам надругательства, но Куаньин не желал покидать его, ничего не говорил, ничего не делал, а лишь орал, рыдал и срал кровью в течение трех недель, пока его дух не оказался наконец сломлен вместе с моим телом и он не стал молить о смерти. Бывший коллега добровольно вызвался спасти меня. Ему было семьдесят два года, жена умерла, детей они не завели, а от тридцатилетнего курения ему стали изменять легкие. Он явился туда, где меня держали, и взялся за мою руку. Помню, я открыл глаза и увидел, как он мне улыбается – этот человек, мой друг, который научил меня всему. Но затем его улыбка вдруг померкла, и вот на меня уже смотрел снизу вовсе не мой друг, а Куаньин, который имел наглость называть себя милосердным. Мои коллеги там же всадили ему две пули в голову, а потом похоронили под видом моего друга со всеми почестями, которые тот заслужил за долгую жизнь. Конец оказался благополучным. Надеюсь, вы согласитесь на такой же исход, когда придет момент. А он придет непременно. Ну, так как, Кеплер, – он широко расставил руки в стороны, защитный костюм грудой валялся на полу, – вам нравится то, что вы видите?
